ЖЕЛТЫЙ ЖУК

30-01-2000

Посвящается Валерию Лебедеву Сцена, где пираты

обсуждают сроки
наступления нового века,
написана по мотивам
сетевой дискуссии на сервере
www.lebed.com

1 Sergey Sakanskiy

Ясным солнечным утром 24 декабря 1699 года странная гафельная шхуна, принадлежность коей определить было невозможно, так как ее флагшток был пуст, отдала якорь на отмели в горловине пролива, отделявшего Сулливан-айленд от Американского материка. Вскоре к берегу направилась шлюпка, в которой сидело пять человек- четверо бодро работали веслами, а пятый, приметного роста господин лет пятидесяти, устроившись на корме, курил трубку, дружелюбно поглядывая на гребцов.

Лодка была - небольшая дори, не оборудованная рулевым пером, и сторонний наблюдатель, окажись он об эту пору на безлюдном побережье, мог бы только подивится слаженности гребцов, правда, при ближайшем рассмотрении, он бы увидел, что кормчий все же командовал ими, только уж больно странным образом: устроив свои дорогие, удивительной выделки ботфорты под кормовой банкой, он вытянул ноги и едва заметно шевелил пальцами. Команда неотрывно следила за этими холеными пальцами, белыми, с недавно подпиленными ногтями, и каждый употреблял свои силы именно так, как указывал его, заранее определенный палец.

Дул слабый норд ост, обычный для этих мест, небо было чистым, солнце только что поднялось над океаном, причудливо разделяя зыбь глубокими тенями. Человек, ведущий шлюпку к берегу, был никто иной, как капитан Кидд, бывший офицер британского королевского флота, а нынче - предводитель отряда пиратов, одного из самых крупных и дерзких на всем Атлантическом побережье, от острова Сейки до Тринидада.

Лодка шла ровно, поскольку на дне ее был балласт, довольно солидный для такого рода судна: фунтов в триста пятьдесят - как бы два средней упитанности взрослых человека - золота и драгоценных камней, доверху заполнявших дубовый кованый сундук. Более пятидесяти тысяч долларов золотом и ни одной серебряной монеты.

Некоторые из них были большие и тяжелые, столь старые, что невозможно разобрать надписи. Сто десять крупных алмазов, восемнадцать рубинов, триста десять изумрудов. Кроме того - множество золотых украшений: массивные кольца и серьги, цепочки, золотые ложки, столовые и чайные, одна большая золотая чаша старинной работы, и еще черт знает что. Все это было золото, чистое золото - ни единого грана серебра, потому что все серебро, добытое отрядом за последние семь лет, было либо пропито в портовых тавернах, либо выменено на золото, чистое золото, в том числе и антикварное - такова была финансовая политика капитана.

Все эти ценности, стоимостью не менее полумилиона долларов, сумма по тем времена грандиозная, были аккуратно переписаны на лист пергамента и брошены как попало в сундук. Все камни были извлечены из оправ, а оправы сплющены несколькими хорошими ударами молотка, чтобы никто не мог сказать, кому они принадлежали раньше.

Этой кропотливой работой, связанной как с высшими математическими материями и ловкостью ювелира, так и с недюжинной физической силой, капитан Кидд занимался всю прошедшую ночь, пока судно шло от Чарльстона до Сулливана к этому, заранее присмотренному месту- двое помощников, бывший цирковой борец и бывший ювелир, толстый и тонкий, сидели сейчас в лодке- они также должны были сегодня умереть, но не знали об этом, как и двое других членов экипажа - старый медовар, потерявший в своей жизни все и обретший свое последнее пристанище на пиратском судне, и юнга.

Все это были пустые, никчемные людишки, включая борца, который, несмотря на свою огромную физическую силу, оказался трусом, включая и опытного ювелира, которого Кидд приобщил к своему делу, когда сам еще не был сведущ в драгоценностях. О старике и юнге говорить вообще не приходилось… Последние месяцы Кидд едва терпел всех четверых, зная, какую почетную миссию придется им выполнить в деле.

И еще одна причина его неприязни именно к этим людям, причина, которую бывший офицер британского флота, человек, не слишком хорошо владеющий английским языком (да и любым другим, впрочем…) вряд ли смог бы выразить словами, была, может быть, именно самой главной, о чем, с позволения благосклонного читателя, мы расскажем несколько после, а сейчас, пользуясь тем, что шлюпка еще не достигла берега, опишем, по традиции, ее вре

менных обитателей…

Сол Цукерман, пожилой ювелир и бессменный казначей отряда, отличался малым ростом и слабостью телосложения; его зоркие, юркие, как насекомые в норках, неизменно хитрые глаза выдавали человека столь же богатого умом, сколь бедного физической силой; семь лет назад он прибыл на туманный Альбион с берегов Балтийского моря, в надежде продать изделия из дешевого сибирского золота, но был ограблен прямо в Ливерпуле, где его и завербовали в команду Кидда как большого знатока по части драгоценностей. Его тайным планом было сбежать с корабля одним прекрасным утром, где-нибудь у берегов Северной Америки, чтобы возродить свое золотое дело, теперь, понятно, уже на новой основе… Свои сбережения Сол хранил в сейфе Центрального банка Нового Амстердама (в последние годы прозванного Нью-Йорком) и был совершенно уверен, что его сегодня не убьют, несмотря на то, что он назубок знал все ценности, уложенные в сундук. Ни одна сделка Кида не проходила без участия казначея и более того - произойти не могла, потому что никто из увальней команды не разбирался в золоте и драгоценностях так, как он, Сол Цукерман. Вот почему он был столь спокоен и весел, сидя у второго левого весла и пристально наблюдая за указательными пальцами ног капитана, которые и руководили его работой.

Не менее спокойным был и борец, вернее, бывший цирковой борец под сценическим псевдонимом Бумба, а ныне бесстрашный пират (тоже - по корабельной кличке - Бумба), руководимый средним пальцем (по древневавилонской астрологии - пальцем солнца) и размеренно, с уверенностью гребущий первым левым веслом. Он, конечно, понимал, что Кидд задумал вернуться из леса налегке, но также был уверен, что существует большая разница между тем, что задумал Кидд и тем, что ему удастся исполнить. Вчера ночью Бумба, много лет выжидавший подходящего момента, понял, наконец, что пришел его черед. Из экспедиции должен вернуться, конечно, один человек, владеющий тайной сокровищ. Этим человеком должен был быть капитан. Но вовсе не обязательно, что возвращенцем станет именно капитан Кидд, а не другой капитан, одетый в роскошное платье Кидда, скажем, капитан Бумба… Кидд был, конечно, здоровяком, но больной ногами и справиться с ним не составляло большого труда, надо было только следить, выжидать и не подставить ему спину под дуло одного из его пистолетов… Вот почему Бумба спокойно греб, мерно жевал смолу и поглядывал на пальцы капитана, краем глаза оценивая его костюм, состоящий из множества красивых лоскутков, словно карта Европы, с множеством разных застежек, как у гарной дивчины с берегов родного Днепра…

Третий член команды, Хома Ягель, по корабельному прозвищу Хмырь (безымянный палец, второе правое весло) был медовар, подобранный Киддом два года назад в Голландии, куда он прибыл в составе великого русского посольства, и бежал, битый урядником, за то, что мало добавил к меду конопляного листа. Этот урядник, детина чуть ли не семи футов росту, был своенравен и лют. Он бил Хому пудовым кулаком сверху вниз и снизу вверх, приседая, затем повернул его, истекающего кровью, поднял на воздуси и приимел. Затем урядник распорядился бросить Хому в темницу, пригрозив, что назавтра снова придет - бить и иметь - за то, что он недоложил в мед конопляного листа… В той же темнице томился отрок, также весь окровавленный, которого уже неделю бил и имел урядник, и не за что-нибудь, а просто так… Ночью медовар позвал сторожей: они очень хотели курить, но табак был запрещен государевым указом, и Хома сказал им, что за пазухой у него припасен табак, и когда те, накурившись дурмана, уснули, перегрыз сыромятные запоры и, прихватив из жалости битого отрока, бежал из посольства. Три дня и три ночи, голодные, ходили они по Амстердаму, пока в порту не нанялись на отходящее судно. Так оба и оказались в отряде Кидда.

Отрок, а это был никто иной как он, греб теперь первым правым веслом и управлялся мизинцем. Звали его иго Иван. За эти годы он возмужал, превратился в статного юношу, овладел лютней, добытой в одной из операций на берегу, научился слагать стихи… Оба они, и старый медовар, и юноша, были настолько близкими друзьями, что даже делили койку и рундук. Вечерами они вместе мечтали о том, как заработают много денег и вернутся в Россию… Купят дом и заживут под одной крышей… Может быть, разыщут этого урядника, которого звали Михайлов Петр, и вернут ему неоплаченный долг… Оба и вовсе не помышляли о том, что сегодня их могут убить…

А кто же символизировал большие пальцы капитана, спросит внимательный читатель, и почему эти, казалось бы, самые заметные пальцы на ноге всякого человека, не выражали никакой персонификации? Занятный вопрос… Дело в том, что у капитана Кидда не было больших пальцев на обеих ногах, и вместо них красовались изъеденные морской солью обрубки. Кидд потерял их еще будучи на службе у короля, отморозил в Баренцевом море, куда король послал его фрегат на разведку северного пути вокруг Азии… Вот когда, едва не сдохнув от гангрены в вонючем жилище из оленьих шкур, он впервые познакомился с русскими, и вот когда он возненавидел и русских, и всю их Русь, а заодно - и короля Британии, короля Руси, да и всех королей вообще. Все четверо сидевших в лодке, те, кто был выбран Киддом сопровождать его в этот траурный путь, помочь ему захоронить его золото, были именно русскими, они порядком надоели капитану, они должны были умереть сегодня, до Рождества…

- Хмырь, старина! Ты у нас самый старый, а значит, самый умный… Э-э-э… - Кидд вывалил белесый, растрескавшийся язык, огромный, будто говяжий, и с длинным звуком "э-э-э" искупал большой палец в слюне.

Все неотрывно смотрели на палец, часто дыша. Кидд утрамбовал табак в большой трубке с янтарным мундштуком, достал и приспособил трут… Последнюю неделю на судне иссяк запас табака. Курили только Кидд, офицер и боцман. Все остальные жевали битум.

- И, значить, Хмырь… У-у-у… - Кидд затянулся с глубоким звуком "у-у-у", и стало видно, как струя дыма течет сквозь янтарь…

- Ты скажи… Ы-ы-ы… Сегодня у нас Сочельник. Затра ты гуляешь Рождество. Через недельку гуляешь Новый год и даже новый век… А правда ли это? Лично ты, Хмырь, уверен, что через недельку, дай Бог тебе здоровья, будешь гулять новый век? И вы все… - Кидд обвел строгим взглядом подчиненных, тесно сбившихся вокруг костра. - Вы все точно уверены, что через недельку, дай вам Бог всем здоровья, будете гулять новый век? Хмырь, я тебя сначала спросил!

- Я… - протянул медовар. - Почему я… - он вдруг понял, отчего все эти годы ненавидел и боялся Кидда: отчего боялся-то ясно, а вот отчего ненавидел… Этот Кидд, англичанин, росту более шести английских футов, здоровый, всегда говорящий с высоты, был дьявольски похож на того русского урядника, Михайлова Петра, который одним ударом вдребезги разбил всю жизнь Хомы, теперь уж Хмыря, оземь бросил на старости лет…

- Почему это я - отвечать? - сглотнул Хмырь.

- Потому что ты самый старый, - терпеливо повторил Кидд. - Вот и отвечай. Я в каком смысле? Сейчас у нас век от рождества Христова семнадцатый. Следующий будет какой? Правильно: восемнадцатый. А вопрос вот в чем. С какого года его считать? С наступающего, тысяча семисотого, или со следующего, тысяча семьсот первого. Вот в чем загвоздка. Э-э-э… (Продолжение следует)

Комментарии

Добавить изображение