СТАЛИН И БУЛГАКОВ

Иногда о писателе, бывшем, кажется, всю свою жизнь на гребне известности, едва вспоминают после его смерти. У Булгакова другая судьба. Широко известный и заслуженно оцененный ныне, его при жизни почти не знали "широчайшие слои трудящихся". Но о его существовании не забывал человек, имя которого в советской стране было известно каждому - Сталин.

Можно ли провести параллели биографий писателя и диктатора? Их немного. Оба родились не в Великороссии, оба в детстве испытали сильное влияние религии, один - всей семьи, другой - только от матери. И Сталин и Булгаков потеряли отцов в отроческом возрасте. В зрелые годы они покинули родные места с намерением, фигурально выражаясь, "завоевать Москву". Главное, что было в них общего - оба были бунтари. Но Булгаков был бунтарь смелый, открытый, Сталин же - всегда за спинами других, точнее - за счет других, не столько трусливый, сколько коварный.

Когда они узнали друг о друге? Булгаков о Сталине - почти наверняка из перечня наркомов первого советского правительства, а Сталин о писателе, возможно, после публикации в феврале 1922 г. в "Правде" очерка "Эмигрантская портняжная фабрика" (это было первое появление Булгакова в московской прессе), или в сентябре этого же года. Именно тогда начинающий литератор попал в картотеку ОГПУ. Внимание секретной службы было связано с намерением Булгакова составить "Словарь русских писателей". Его письма в редакцию напечатали несколько газет, в том числе берлинская "Накануне" и "Правда" (опять!).

Был еще дом, где они оба бывали, и была женщина близко знакомая им обоим. Этот дом - МХАТ, тогда еще - МХОТ (общедоступный), а женщина - Ольга Сергеевна Бокшанская, секретарь Немировича-Данченко. При "остром интересе" Сталина к людям легко предположить, что он стороной или у самой Ольги Сергеевны многое разузнал о друзьях женщины, на которую "положил глаз" и которую не оставил вниманием до конца ее дней. В 40-х годах она была секретарем комитета по Сталинским премиям. Важным обстоятельством является и то, что Бокшанская была старшей сестрой Елены Сергеевны, третьей жены Булгакова. Бокшанская хорошо владела машинописью и часто перепечатывала рукописи Булгакова. Еще более важно то, что ее муж (очередной) - артист МХАТа Калужский был осведомителем НКВД. И был вхож в 30-е годы в семью свояка.

Булгаков и его первая жена Татьяна Николаевна приехали в Москву в 1921 году. Михаил Афанасьевич был тогда на периферии литературной жизни, но число его знакомых в театральных и литературных кругах быстро росло. Росло и число романов, наметился разрыв с женой.

Советское литературоведение в те годы всеми силами стремилось каждому писателю дать оценку (великий, выдающийся, известный...), и навесить ярлык: пролетарский, попутчик, мелкобуржуазный. Оценка Булгакова была ниже, чем "известный", а по политическому ярлыку он не дотягивал до попутчика.

Сегодняшняя слава Булгакова не должна нам исказить историческую перспективу. Он был больше известен в 20-х годах как автор фельетонов, а в 30-х - как драматург.

Фельетоны и очерки Булгакова были злободневны, написаны метким пером, но главная его работа заключалась в другом. В эти же годы Булгаков писал, частично печатал, а больше - читал друзьям свои острые сатирические повести: "Дьяволиада", "Роковые яйца", "Собачье сердце". Отчеты с "пристрастием" о нем регулярно поступали в ОГПУ. Все они сохранились в архивах Лубянки. Кто их писал - неизвестно. Подписаны псевдонимами. Важный донос был послан после февраля 1926 г. В нем излагалось содержание выступления Булгакова на литературном диспуте: "Пора перестать большевикам смотреть на литературу с утилитарной точки зрения...Надо дать возможность писателю писать просто о человеке, а не о политике". Яснее не скажешь - Булгаков отграничивал себя от властей.

Именно это вызвало в мае 1926 г. тайный обыск в квартире писателя (он жил тогда со второй женой). Это значит - в отсутствие их самих, без понятых. По какому праву был конфискован дневник и машинопись повести "Собачье сердце" спрашивать не следовало. В том же году писателя дважды вызывали в ОГПУ. Настроение Булгакова представить легко. Но не следует думать, что все это означало какое-то особое внимание ведомства Менжинского к Булгакову. Это были годы общего наступления на "идеологическом фронте". Запреты, доносительство, эмиграция, самоубийства стали буднями литературной жизни.

Сталин с конца 1926 г. уже внимательно следит за Булгаковым. Об этом ясно говорит то обстоятельство, что все запреты, касающиеся литературы и театра, проходили через Политбюро. Булгакову полный запрет печататься последовал в конце 1927 г., а все пьесы были сняты с репертуара в марте 1929 г. В том числе самый посещаемый Сталиным мхатовский спектакль "Дни Турбиных".

Душевное состояние Булгакова было очень тяжелым. К тому же он лишился всех источников заработка. Число недоброжелателей множилось. Ругать Булгакова в прессе стало дежурным занятием. Сам писатель собрал 298 "враждебно-ругательных" (его слова из письма к правительству) отзыва и только 3 - положительных. Примеры: "атмосфера собачьей свадьбы", "полуапология белогвардейщины" (Луначарский о пьесе "Дни Турбиных"), "белогвардейское отродье" (А.Безыменский). Правда, при содействии Горького дневник ему вернули (через 3 года после конфискации). Булгаков его уничтожил. Однако, дневник нам известен - в ОГПУ с него сняли копию. Слежка за Булгаковым велась почти открыто.

В 1929 г. Сталин отозвался о Булгакове в письме к драматургу Билль-Белоцерковскому, одному из булгаковских гонителей: "Пьеса "Бег" есть проявление попытки вызвать симпатию к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины..."Бег" представляет антисоветское явление". О "Турбиных": "Пьеса не так плоха, ибо она дает больше пользы, чем вреда. "Дни Турбиных" есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма, если даже такие как Турбины вынуждены сложить оружие и покориться воле народа". Сравните с отзывом Луначарского.

Булгаков уцелел и в 20-е, и в более страшные 30-е годы. Почему? Парадоксально, но во многом благодаря своей смелой позиции. Писатель выступает с открытым забралом. Его человеческая симпатия к героям "Дней Турбиных" и романа "Белая гвардия", по которому создана пьеса, была ясна всем. Сатирические повести написаны не эзоповским языком, а вполне прозрачным. Сталин знал, с кем имеет дело, Булгакова в отличие от колеблющихся попутчиков и сомнительных единомышленников нельзя было заподозрить в чем-либо тайном.

В апреле 1930 г. покончил с собой Маяковский. Были потрясены и читатели, и литераторы, и власти. Следовало сделать хоть какой-нибудь жест в сторону "пишущей братии". Одним из таких жестов был звонок Сталина к Булгакову 18 апреля на другой день после похорон Маяковского. Формально этот звонок был вызван письмом Булгакова "советскому правительству" (внимание кавычкам - Булгаков сознательно избегал употребления новояза - Совнарком, Политбюро). Он просил как-то определить его положение - разрешить печататься, дать работу или выпустить за границу.

Сталин по-своему "успокоил" Булгакова, заверил, что его примут на работу во МХАТ, но об ослаблении запрета сказано ничего не было и в выезде за границу фактически отказано.

Началась работа Булгакова в театре в качестве режиссера, автора инсценировок, даже актера. Печататься он по-прежнему не мог (не считать же газетой театральные многотиражки), но он много работал как автор радиопостановок, инсценировок, экранизаций, либретто. Не все они, однако, были осуществлены. Другими словами, Булгаков жил активной творческой жизнью, но к читателям и зрителям его труды доходили мало. В 1932 г. "Дни Турбиных" были возобновлены на сцене МХАТа. Сталин много раз (не меньше десяти) посещал спектакль.

Материальное положение Булгакова улучшилось. Он содержал семью: третью жену - Елену Сергеевну, пасынка Женю, приобрел кооперативную квартиру. В чем-то его последние годы были счастливые - с Еленой Сергеевной у него было полное взаимопонимание и большая любовь, коллеги ценили его знания, прислушивались к его оценкам. Но главное - Булгаков почувствовал творческие силы. Он работал над "Театральным романом" и "Мастером и Маргаритой". В 1934 г. стал членом Союза советских писателей.

Сталин знал о скрытой, но не тайной, творческой работе Булгакова. Среди его знакомых и полузнакомых были сексоты, об одном из них я сказал. Но "лучший друг писателей" не видел опасности в новых произведениях. В 30-е годы у Булгакова было несколько эпизодов, связанных с властями. Он дважды подавал заявления на зарубежную поездку и дважды получал отказ. Один раз его по театральным делам вызывали в ЦК. Вообще в творческих кругах Булгаков считался "специалистом по Сталину". Он помог Анне Ахматовой составить письмо на его имя, когда арестовали мужа и сына поэтессы. Булгаков дал ей тонкий совет - письмо не печатать на машинке, а написать от руки. Это подействовало - обоих освободили. На время. Второй раз Булгаков сам написал письмо Сталину в поддержку Николая Эрдмана, драматурга, репрессированного за пьесу "Самоубийца" (ср. с подзаголовком "Театрального романа" - "Записки покойника"). На этот раз обращение не помогло. Но нельзя не оценить смелости Булгакова.

В начале 1936 г. Булгаков решил написать для МХАТа пьесу о молодом Сталине. Задумал сам, не по заказу, как обычно делалось в таких случаях. Но работу начал только через 3 года, получив согласие руководства МХАТа, а позже и аванс.

Трудно найти взвешенные слова, чтобы дать оценку всей этой истории. Слишком далеки мы от той эпохи. Для иллюстрации ее -отрывок из дневника Елены Сергеевны: "Все слушали пьесу замечательно. После чтения пьесы (в театре, В.Б.) очень долго, стоя, аплодировали". Можно вспомнить, что писали о вожде (с правильных позиций) и Ахматова, и Ольга Берггольц, и Пастернак, и Мандельштам. У каждого из них на это были свои резоны, а Пастернак писал о Сталине вполне искренне. Нет сомнения, что Булгаков взялся за пьесу о Сталине ради самоохранения. Ему очень хотелось увидеть свои будущие произведения, в частности "Мастера и Маргариту" в печати. И вообще, чтобы о нем вспоминали в большой прессе. Дошло до того, что имя Булгакова вычеркнули из списка драматургов МХАТА в юбилейной статье "Правды" к 40-летию театра (1938 г.).

Герой булгаковской пьесы "Батум" - молодой революционер, фигура романтическая. Непонятны действия Сталина, давшего в мае 1939 г. Немировичу-Данченко разрешение ставить пьесу. Последовало предложение написать киносценарий на эту тему и либретто оперы (!). Через 3 месяцев Сталин все это запретил. Видимо он решил, что образ мудрого революционера-вождя-учителя в глазах народа не должен "множиться", кроме того - пресечь всякий интерес к его прошлому.

Запрет пьесы стал тяжелым ударом для Булгакова. Из дневника жены (слова писателя): "Он (кто? Врач или...) подписал мне смертный приговор". Все надежды на публикацию "Мастера" рухнули. На сцене МХАТа шли только "Турбины" и инсценировка "Мертвых душ". И это после многих лет напряженной творческой работы. В первые дни войны декорации булгаковских спектаклей погибли в Минске. С афиш имя Булгакова исчезло полностью. Только в 1943 г. была поставлена пьеса "Последние дни" (о Пушкине). Здоровье Булгакова резко ухудшилось, он терял зрение. Елена Сергеевна и друзья, как могли, поддерживали его. В феврале 1940 г. самые знаменитые мхатовцы Тарасова, Качалов, Хмелев (все - любимые артисты Сталина, последний намечался на главную роль в пьесе "Батум" ) пошли на крайнюю меру - отправили письмо "великому вождю". Они описали тяжелое состояние писателя, просили дать возможность больше ставить его пьесы. Это могло поддержать Булгакова. Письмо осталось "без последствий". Но секретарь Союза писателей Фадеев навестил умирающего. Сталин послал его проверить, скоро ли конец. Теперь можно было обещать все - и поездку за рубеж (какая заграница, если в Европе война?), и публикации. К тем дням Михаил Афанасьевич уже дал предсмертные распоряжения жене. Как после этого Булгаков может не считаться жертвой режима?

Булгаков скончался 10 марта 1940 г. Через несколько часов позвонили из Кремля: "Правда ли, что умер писатель Булгаков?" Ни к кому не было проявлено такого зловещего внимания.

Для Елены Сергеевны знакомство с Фадеевым имело большие последствия. Через него у нее был "прямой выход" на Сталина. Через него же она после войны обратилась в "инстанцию" (так члены ЦК называли высшую власть) с просьбой дать разрешение на издание двух пьес Булгакова: "Турбиных" и "Пушкина". Ответа не последовало.

Некоторые "сталиноведы" связывают введение в 1943 г. погон в Красной Армии с впечатлением от формы, которую носили привлекательные герои "Дней Турбиных". Может быть. Ведь использовал же Сталин в выступлении по радио 3 июля 1941 г. слова, которые от него ни до этого, ни после никто не слышал: "Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои!" Первое - из Евангелия (только там дальше следует - "во Христе"), второе - из Булгакова. Из "Дней Турбиных".

Видимо, он прочно помнил то, что учил в духовной семинарии и видел на сцене.