РОССИЯ - ЕВРАЗИЙСКАЯ СВЕРХДЕРЖАВА

30-12-2001

(окончание) начало

Насколько далеко может пойти наша интеграция, точнее, наше стратегическое сближение с Соединенными Штатами Америки и вообще с Западом в целом?

На мой взгляд, пока мы присутствуем при попытке испытать, насколько тонок лед объективных ограничителей сближения с Западом. Ведь все эти ограничители действуют по-прежнему В НАТО нас видеть не хотят, просто потому, что это развалит НАТО, сделает эту организацию совершенно другой, господствующее влияние Америки в НАТО будет подорвано, потеряют и ведущие европейские державы, потому что появится такой крупный центр, как Россия. Потом возникнут у нас проблемы с Китаем, потому что Китай к нам придет и скажет “вы вступили в НАТО, и что это, по-вашему, должно значить для наших с вами отношений”?

В ЕЭС нас тоже невозможно принять, потому что мы его просто развалим, раздавим, да и мы не готовы к нему, здесь надо реалистически на это смотреть. Они Кипр и Эстонию не могут принять в Европейский Союз, уже пять лет дебатируют, как принять Кипр. А нас это все абсолютно чистые мифологемы, которые вбрасываются в нашу прессу, такие какие-то странные компенсанты для нашего сознания — как, мол, вам будет хорошо, если вы станете членами Европейского Союза… Когда?

На каких условиях? И вообще, возможно ли это? Невозможно, конечно.

Но появилась вот эта террористическая угроза. Как бы общая, хотя на мой взгляд, для России террористическая угроза намного меньше, чем для Соединенных Штатов. Соединенные Штаты подверглись бомбардировке не потому, что девятнадцать выродков решили это сделать, а потому, что это естественная реакция на политику американского сверхприсутствия в мире. Это должно было случиться рано или поздно. Если уничтожали их военные базы в течение шестнадцати лет, почему, в конце концов дело не должно было дойти до Нью-Йорка? Я не оправдываю террористов, но такой реально политический подход, он об этом говорит. Это реакция на сверхприсутствие.

У нас террористическая проблема очень узкая, она связана с Чечней. Больше, практически, ни с чем. Нет у нас проблем с арабским миром, с мусульманским миром. Вообще с третьим миром как главным источником такого яростного терроризма, который сделал бы Россию предметом террористических атак.

Нет. Посмотрите — фактически мы ведем войну в Чечне с конца 1994 года.

И что, у нас действительно есть примеры международного терроризма? Конечно, в силу политических причин наша власть будет нам рассказывать, что вся чеченская операция — это террористические действия Хаттаба. Но мы все прекрасно с вами понимаем, что это не так. Да, есть финансирование.

Да, есть политическая помощь. Да, чеченские центры действуют в ряде мест. Но всем понятно, что это все-таки больше внутренняя проблема, на которую наслоилась вот эта поддержка со стороны исламских государств.

Поэтому говорить о том, что у нас здесь абсолютно идентичные интересы нет, для Америки угроза намного больше, и это очень существенно.

И второй момент, все-таки, насколько мы сейчас можем сблизиться с Соединенными Штатами. Здесь мы должны понять, - коалиция, о которой сейчас говорят, — это действительно коалиция, это действительно многосторонняя операция, которая меняет характер американской внешней политики. Это серьезный вопрос, потому что здесь бывают упрощения, но в Америке есть и та, и другая точка зрения. Есть точка зрения первая, и на мой взгляд, господствующая, которая говорит, что нет никакой многосторонности, это все ерунда- как мне объяснили в американском госдепартаменте, а есть односторонняя многосторонность”. Что это означает? Это означает, что Соединенные Штаты в одностороннем порядке сами определяют, кого включить в эту многостороннюю коалицию и на каких условиях. Условия определяет Америка. Значит, Саудовскую Аравию на одних условиях, Пакистан — на других, Россию — на третьих, Китай — на четвертых. Дал право на пролет американских самолетов — ну и слава тебе, Господи, потому что больше ничего не дать и не может.

Собираются ли Соединенные Штаты в рамках этой односторонней многосторонности действительно советоваться с другими государствами? Да — в той степени, в которой они им нужны. Но не в той степени, в которой базовые решения принимаются в Америке. То есть я бы сказал так, что одностороннего начала здесь процентов семьдесят пять, многостороннего — двадцать пять. Многостороннее вынужденное, одностороннее — сознательное и как бы есте

ственное для Америки. Поэтому говорить о том, что мы сейчас вошли в другой мир, после 11сентября все радикально изменилось, Америка поняла и прочувствовала, что она не может без остальных — это не так. Америка поняла, что она должна в большей степени манипулировать другими государствами для достижения своих внешнеполитических целей. То есть если раньше Кондолиза Райз говорила “вы говорите, что мы слишком жестки с Россией и с европейцами? Ничего, они привыкнут”, то теперь сюда приезжает Колин Пауэл и говорит: “да, господа, вы наши партнеры”. Вот в чем разница. Они отошли от концепции, “они к этому привыкнут”, и пришли к концепции, “мы их немножко поуговариваем и попытаемся им что-то дать”.

По сравнению с первым периодом Буша тактика изменилась, стратегия пока не изменилась. Более того, мне кажется, для того, чтобы изменилась стратегия, Соединенные Штаты должны столкнуться с гораздо более высоким характером угрозы для своей национальной безопасности. Тогда произойдет революция в американском политическом мышлении. Сейчас ее нет. Сейчас американское мышление очень простое, оно говорит: “а как вы можете отказать нам в помощи? Вы тогда будете нашим врагом”. И поскольку большинство стран мира сразу поджимают лапки, и отвечают: “ мы хотим, мы будем с вами”, то это вызывает, наоборот, повышенный синдром лидерства.

И в силу этого последний вопрос — куда мы идем во всей этой комбинации? Является ли борьба с терроризмом действительно началом новой эпохи в международных отношениях, когда Соединенные Штаты добровольно ограничивают свое стремление к доминированию ради сотрудничества во имя своей национальной безопасности? Или международная борьба с терроризмом является ускоренным способом к установлению того, что сейчас там модно называть “американским содружеством наций”? Некоторые это называют паксамерикана, грубые русские националисты говорят об американском господстве, а Бжезинский говорит об американской гегемонии. Это одно и то же на самом деле. Борьба с терроризмом есть на самом деле способ в ускоренном темпе провести глобализацию по-американски уже не только в финансовом, информационном, образовательном, но и в военно-политическом измерении. Я склоняюсь к тому, что кроме тактической коалиции между Россией и Соединенными Штатами другого выхода нет.

И в силу этого я хотел бы дать свою завершающую формулу — где быть России в этих условиях. На мой взгляд, Россия не может себе позволить перетягивать канат с Западом, слишком большой вес на той стороне каната. С другой стороны, Россия не может стать частью Запада, потому что ее туда не пускают, в ближайшие двадцать лет она не войдет в западные институты, а это очень важно — ты в институтах, или ты просто партнер. Партнеры многие, а вот ты внутри или не внутри? Мы не внутри. И поэтому единственный путь для России, как мне кажется, это как бы рядом с Западом, но в качестве самостоятельного центра силы. Может быть, это химера, но во всяком случае, это единственный вариант, который вырисовывается, потому что другие варианты — это либо утопия вхождения в Запад, тогда с полным устранением России как самостоятельного игрока, и как мне кажется, превращением России в периферийную часть Запада, не в ключевого игрока в рамках западного альянса, а в периферийного игрока, либо уход туда, куда нас толкают силы прошлого, — в изоляцию, и так далее, и так далее. Вот это формула — рядом с Западом, но в качестве самостоятельного центра силы вполне реальная альтернатива. Пусть она дихотомична, она противоречива, но кто сказал, что в жизни все должно быть выстроено по одному стандарту? Вот в рамках этого противоречия, мне кажется, России и придется развиваться.

Я не хотел бы ждать, пока мировая катастрофа спасет Россию, потому что мне не совсем еще понятно, когда она произойдет. Если верить Мулле Омару, который незадолго до своего бегства сказал, что Америка будет разрушена, но эта, по его словам, великая миссия находится за пределами человеческого понимания. Мне очень понравилась эта форма:”Америка будет сметена с лица Земли, но эта миссия находится за пределами человеческого понимания”. Поскольку я вышел не из философско-поэтической среды, а из жесткой политологической, я и рассматривал всю ситуацию в рамках обозримой перспективы, пока Мулла Омар еще не восторжествовал или его исторические наследники, и пока мы имеем дело с некоторыми данностями, которые, мне кажется, просуществуют по крайней мере десять лет. То есть то время, в течение которого нам надо вырабатывать конкретную политику. И в силу этого мы с Вами Запад рассматривали тоже по разному. Вы рассматривали взаимодействие Запада и России: то Россия нормальная часть Запада, то как бы его маргинальная часть, как взаимодействие каких-то монад. А я рассматриваю Запад очень прагматично и приземленно, как евроатлантическую общность, объединенную тремя институтами.

Здесь раздавался возмущенный возглас — почему это Россия Евразия?! Да потому... Посмотрите на карту! Подчеркиваю — я отношу Россию к Евразии простогеографически. Знаете, это как у Остапа Бендера, когда у него спросили при посадке на пароход “Скрябин” под видом художников о пожилом Кисе Воробьянинове: это и есть ваш мальчик? Он ответил: кто скажет, что это девочка, пусть бросит в меня камень. Посмотрите еще раз на карту — кто скажет, что Россия не находится в Евразии, пусть и в меня бросит камень. Я не ставлю вопрос о евразийстве, о евразийском пути России. Этот вопрос бессмысленен, не решаем, о нем сказано уже огромное количество вещей и он, главное, абсолютно конпродуктивен для конкретной политики.

Я говорю о некоторой парадигме, которая может служить основой для внешней политики, а не просто для постижения глобальной истины, меня она в данном случае меньше интересует, ее можно постигать бесконечно. А для внешней политики нужно установить какие-то четкие вещи, от которых вы отталкиваетесь при принятии решений. Я согласен, что в культурном отношении Россия европейская страна, но это совершенно не отменяет факта ее географического существования. Более того, я считаю, что географическое евразийское положение России создает ей колоссальные возможности, которых нет у других государств. Это ее плюс, а не минус. Если мы настолько глупы, что не можем воспользоваться этим плюсом, это наша проблема. Но это не значит, что Россия находится где-то за пределами того, где она реально находится на карте мира. Это первое соображение.

Второе соображение. Когда я говорил о великой державе, точнее, о сверхдержаве, я не говорил о том, что Россия должна быть сверхдержавой, или, напротив не должна ею быть. Я говорил о том, что она ею является. Понимаете, у нас есть проблема в нашем мышлении, это нормативность. В России ни позитивистской, ни неопозитивистской серьезной школы никогда не было. Мы всегда с эмоциональной оценкой ко всему подходим, вот в чем беда-то. А тут не нужно никаких оценок, это просто факт жизни. Просто мы большие, мы тяжелые, мы граничим со многими регионами, здесь нет никакой отрицательной нормативной оценки “ах, как ужасно - сверхдержава”. Ну вот такая она, разлапистая и нелепая. Умные люди типа Бжезинского нам уже написали сценарий, как упростить эту проблему: разделить нас на три части — Московия уйдет на Запад, Сибирь, не знаю уж, куда она там уйдет, а Дальний Восток - к Японии. Еще раз повторю: то, что Россия сверхдержава - это факт, это данность. Она может и распасться как сверхдержава, и самоуничтожиться как сверхдержава. Но пока не уничтожилась… Как Рим древний. Он был Империей. И что бы вы там не говорили, что Рим при Валентиниане, при одном из последних императоров, уже был фактически распадающимся как от проказы телом, он все равно оставался империей. Медицинский факт. Да, через двадцать пять лет Римская империя распалась. Но пока она не распалась, оставалась империей.

С Россией та же самая проблема. Это констатация, здесь нет никакой нормативности, никакой оценки. Я не желаю ей быть сверхдержавой или не быть сверхдержавой. Я не призываю нас к каким-то безумным иллюзиям, что мы восстановим какую-то ее великую роль. Но отрицать это — значит не понимать этого. И не понимать, почему такая организация, как НАТО не занимается проблемой особых отношений с Болгарией. У меня именно этот вопрос к нашим либеральным умникам. Почему с Болгарией нет особых отношений? Ну подписали бы с ними основополагающий акт, подписали бы с ними какое-то особое соглашение о безопасности, двусторонний союз. Я недавно был в Соединенных Штатах, мне говорят — мы с вами, конечно, но мы вас в НАТО пустить не можем, это вы понимаете, надеюсь? Я говорю — понимаю. Ну вот и отлично. Альянс НАТО заключит союз с Россией Почему Болгарии это не предлагают? Почему это не предлагают той же Польше? Именно потому, что Россия неинтегрируема в военно-стратегическом смысле в НАТО на настоящем этапе. Вот если в Китае вдруг возникнет сильная националистическая девиация, как бы такой всплеск, если Китай станет представлять угрозу для Соединенных Штатов, тогда американцы к нам придут, скажут — слушайте, мы без вас не можем, нам нужно сбалансировать Китай. Тогда, быть может, они нас и включат в НАТО или предложат нам взаимный военный стратегический договор, чтобы китайскую мощь, которая может выйти из-под контроля, сбалансировать. Тогда — да, тогда это возможно. А сейчас она неинтегрируема, потому она разрушает всю систему, созданную между США и Европой, и ничего не добавляет американцам. Все, что они хотят от нас получить, они имеют без нашего участия в НАТО.

Вот сейчас случилась эта ситуация с Афганистаном, что они от нас получили? Добро на Узбекистан, Туркменистан? — Получили. Пролет самолетов? — Пожалуйста. Сотрудничество разведок? — Ради Бога. Сотрудничество по Афганистану? Ну, там будут какие-то противоречия по характеру правительства, но мы будем обсуждать их с американцами. То есть мы хорошие партнеры, и все нормально. Да и не нужно нам в НАТО, совершенно нам туда не надо, потому что организационно мы туда не войдем. Поэтому, повторяю, я не призываю Россию становиться сверхдержавой. Я призываю Россию, во-первых, понять, что она такое, и либо умереть с этой мыслью, либо жить с этой мыслью.

Поясню мысль совсем просто. Вот, к примеру, я родился мужчиной. Ну что же тут я могу сделать? Заменить пол ? Не выйдет, ибо замена пола — называется оскоплением. Потеря себя. Дело не в том, что Россия уникальная. И Америка не такая, как другие, и Китай не такой, как другие. Все крупные державы не такие, как другие. Вот в чем проблема. И если ее население… Если вдруг придти и сказать — господа, вы голландцы. Что будет с этим населением? Вот и будет это бесконечном “за стеклом”. Исчезнут ориентиры, исчезнут элементы, цементирующие нацию. Американская нация — сверхдержавная нация, гиперсверхдержавная нация. И именно этим она сильна, потому что у них есть ощущение этого. Плохо это, хорошо — меня это не интересует. Просто - факт.

Есть мнение, что блеф является основным средством нашей внешней политики в руках Путина, и что мы играем без козырей. Насчет блефа я могу согласиться, что это важный элемент внешней политике. Насчет игры без козырей я не согласен. Почему это нет козырей? Есть географические козыри. Есть нефтяной козырь. Вот вы увидите — сейчас начнутся мощнейшие российско-американские программы, чтобы поднять наши нефтяные источники. Почему они начнутся? Потому что американцы начинают искать альтернативные источники сырья. Ближний Восток, который сейчас Америке дает двадцать процентов ее импорта нефти, — под вопросом. Они не знают, что там будет через некоторое время, кто его знает, какой там будет терроризм? Какие там будут режимы? Удержится ли Саудовская династия? Из России американцы пока получают только три процента своей нефти. А Россия находится на четвертом месте по мировым запасам нефти — шесть процентов мировых запасов. И вот сейчас американцы начнут развивать эти программы. Это что — не козырь? Это колоссальный козырь. Саудовцы построили на этом все свое благосостояние и все свое положение в мире. А мы почему-то не сможем. Опять же, если мы идиоты, если мы не можем использовать наш пол, с которым мы родились, исторически оказались в XX веке, ну тогда мы рухнем. Но рухнем именно в положении мужчины, а не в положении трансвестита.

Козыри есть. И козыри очень существенные. У нас есть потенциал развития отношений с такими государствами, о которых Европа мечтать не может. Ну что Европа для Китая? Ну, рынок сбыта, ну, аэробусы закажет. А Китай с нами заключает договор о стратегическом партнерстве, почти о союзе. Это что, не козырь? Да это колоссальный козырь. Иран, который на нас смотрит как на важнейшее государство, Индия, которая на нас смотрит. Вы вот поездите… я очень хочу порекомендовать всем тем, кто считает, что нам надо быть обычным, нормальным государством, поездить по странам Ближнего Востока также очень полезны Кипр, Греция, даже Испания. Там говорят — вы не понимаете своей силы, вы не понимаете своей мощи.

У меня был друг, южноафриканский посол. К слову - всех белых южноафриканских дипломатов заменили в Москве на черных дипломатов. И это очень печальное событие, потому что внешнеполитическая серьезная линия Южной Африки, к сожалению, кончилась. А он, белый человек, приехал оттуда, и говорит — слушайте, я наблюдаю за вами десять лет, вы не понимаете, насколько вы на самом деле мощное государство по сравнению с ЮАР, по сравнению с практически всеми. Да, Америка, конечно, вне конкуренции. Япония — там можно спорить, вы мощнее ее в военном плане, в ядерном плане, но, конечно, слабее экономически. Но если вы возьмете десять государств мира самых мощных, вы, безусловно, в них входите. Не надо дезориентироваться понятиями, что у Норвегии такой же ВВП, что и у нас. Вот долбанули по американцам, они что, к норвежцам поехали просить, чтобы им дали разрешение в Таджикистане базы установить? Съездите в Голландию или в Норвегию, чтоони там скажут на этот счет? Они скажут — мы здесь вообще ни при чем, мы ничего не знаем. Это нации, которые родились из вот этой бюргерской… опять же, ненормативная оценка, мне неважно, хорошо это или плохо — бюргерской Европы. Они прошли свою эпоху капитализации, прошли эпоху колонизации, собрали деньги, откуда могли — от Вест-Индии до Суринама, и теперь они благополучно существуют и глобализируются. Как стратегический фактор Россия имеет колоссальные козыри. Поэтому Америка с нами возится, поэтому не премьера Норвегии приглашают в Кроуфорд, а Путина. И будут приглашать всех руководителей, пока Россия не рухнет окончательно, вот в чем проблема. Если мы этим не можем воспользоваться - срам нам.

У нас есть две проблемы. Первая — это неумение самоорганизоваться как общество. Ну никак мы не можем самоорганизоваться, чтобы задействовать наши козыри. И второе — у нас произошла гибель такого фактора, как политическая воля. Ни одна нация не существует успешно в мире без политической воли. Китай намного беднее России. Уровень жизни в Китае по ВВП (это данные международного валютного фонда), тысяча долларов на нос, унас три тысячи долларов в год. Тоже не много, но все-таки больше в три раза. В Китае колоссальные очаги бедности. Мы говорим — Китай, Китай, Китай… В Китае развито только несколько очень крупных зон. В целом Россия пока еще остается государством более развитым, чем Китай. Кстати, и по уровню Интернета в России наверное больше, 19 миллионов сейчас, не знаю, сколько сейчас в Китае. В любом случае относительно населения у нас существенно больше, чем в Китае. Но почему все сейчас говорят о Китае? Потому что у Китая есть стратегия, у Китая есть понимание того, чего он хочет, у Китая есть факты политической воли и у Китая есть умные лидеры, которые проводят ту политику, которую они выбрали. Мы занимаемся маразмом в течение десяти лет, и после этого говорим — у нас нет козырей. Ну конечно, тогда козырей никаких не будет, естественно.

Есть константы и есть политические переменные, вариабельные элементы. Так вот по константе у нас козырей очень много. У нас проблема в том, что мы не можем задействовать эти константные объективные козыри. И мне кажется, что это самая главная наша проблема. Самая главная проблема — это гибель политической воли, начало 90-х годов, которые, на мой взгляд, оставили страшный отпечаток в сознании, что якобы мы ничего не можем, что мы хуже Голландии, потому что там живут в пять раз лучше, чем мы. И это главное не путь к тому, что мы будем жить, как голландцы, мы со всеми этими новомодными теориями можем оказаться в положении Индии. У нас будет элита, супербогатая, у нас будет приличный средний класс, как в Индии, то есть десять процентов населения будут примерно прилично существовать на уровне западных стандартов, очень богато. И девяносто процентов населения будет находиться по типу, я не говорю, что они будут ходить в кусты, как в Индии принято ходить, но они будут по типу находиться на том же уровне, как Индия. Индия показывает - это вполне возможная модель, она может быть устойчивым развитием на десятилетия. Вот в чем опасность для нас.

Поэтому от того, что мы примем теорию Кириенко и Ларионова никуда мы особенно не продвинемся. Ну создадим мы рай для элиты, вот в чем, собственно, мое основное разногласие с Гайдаром и Чубайсом, - их концепция — рай для элиты. Ну и что? И куда это сдвинет нацию? Таких государств очень много, где есть рай для элиты и абсолютное отставание всей страны. Так вот проблема именно в этом, чтобы найти такой путь, который создаст не только рай для элиты, но и всю страну потянет. Вот в чем главная проблема нашего либерализма — он не дает пути развития всего государства. Они прокламируют, что Россия развивается за счет науки, за счет высоких технологий, за счет образования.. А на самом деле...Я утверждаю, что это маразм, а не либеральная теория. Это путь в никуда. Это путь вот в это индийское развитие, как бы это ни прикрывалось какими бы теориями. Чубайс говорит, что наши люди не вписываются в рыночную экономику, у него 90 процентов населения не вписывается в рыночную экономику.

Мне представляется, что надо дать Путину немного времени. Мы, действительно, находимся в сложной ситуации. Если он пытается найти действительно какой-то реальный путь без конфронтации с Западом, но и без отрицания базовых элементов современного государства… да, я думаю, что у него будут крены, где-то, может быть, избыточный крен в сторону либерализма, где-то у него будут поправки в сторону какой-то державности… Я не исключаю этого, потому что от Америки мы слишком много не получим, и посмотрим, что через год будет после этого сближения нынешнего с американцами. Важно, чтобы вот эти колебания были не очень большими и все-таки просматривался элемент вот этой самой политической воли, и чтобы мы перестали сами себе доказывать, что мы ничто. Если мы убедим себя в том, что мы ничто, значит — мы ничто.

Комментарии

Добавить изображение