МАЯКОВСКИЙ В ЖЕЛТОЙ КОФТЕ

19-05-2002

I

“Сбросим Пушкина с корабля современности” - призывал Маяковский на поэтических вечерах в Политехническом музее в Москве Вообще, Маяковский читал в Политехе немного другое: “Я люблю вас, но живого, а не мумию” и обращался в трогательных стихах к Пушкину с почтительнейшим Александр Сергеевич, разрешите представиться. Маяковский”. Да, он искренне поставил подпись под манифестом футуристов, действительно содержавшим призыв “бросить Пушкина, Достоевского, Толстого… с Парохода современности”.

Но это было не при советской власти, а ещё до Первой мировой и тон в движении футуристов – профессиональных шоуменов-эпатажников, задавали совсем другие люди (Бурлюк, Кручёных). Молодой Маяковский в жёлтой кофте был тогда такой же футурист, как впоследствии Пикассо коммунист, т.е. вполне декоративный.

С этой жёлтой кофтой случилась такая история. У Маяковского, всем известно, были по жизни две странности:

1. Он чрезвычайно был азартен и всякую свободную минуту был готов играть в любые мыслимые и немыслимые игры, чаще всего в карты: в покер, в "тысячу", в очко, в дурачка- если не было карт, играл в шахматы, кости, шашки, бирюльки, домино, пинг-понг, бильярд, прутики, в непонятную никому китайскую старинную игру ма-джонг, купленную в Мосторге- у него всегда была при себе рулетка в виде наручных часов, он часто вертел её просто так, как иногда францисканские монахи переберают чётки, размышляя о вечном- даже, просто идя пешком по улице, он устраивал с очередным случайным спутником пари - загадывали число встреченных извозчиков и побеждал тот, у кого загаданное число было ближе к настоящему- или просто спорили на то, кто громче и чаще испортит воздух...

2. Он был до болезненности чистоплотен, старался принимать ванну и менять рубашки каждый день, в карманах его костюмов и пальто постоянно находились миниатюрные мыльницы и салфетки, чтобы умывать лицо и руки всякий раз, когда для этого имелась хоть какая-либо возможность - дома ли, в гостях ли, в поезде ли, в ресторане ли...

Грязная, желтая, явно женская кофта никак не вписывается в гардероб поэта. Тем не менее, многочисленные свидетели видели Маяковского в этой кофте несколько раз на публичных вечерах поэзии в МГУ, в зале Консерватории, в ДК Управления Российской железной дороги. Об этой кофте даже писали в прессе.

Дело было простое. В одной из своих поездок в Европу, Маяковский встретился на Капри с Горьким, показывал ему свои стихи.

Горький с большим воодушевлением принял нового российского поэта. Они провели вместе 8 дней.

Но, как выяснилось позже, говорили не только о литературе. Горький, проживая в Италии, пристрастился к рулетке почище, чем к своему любимому кокаину. Каждый четверг он нанимал рыбацкую шаланду и, напялив на голову широкую рыбацкую соломенную шляпу, отправлялся на парочку дней прямиком в Монако, в ближайшее казино. Там он просаживал свой очередной гонорар за "Песню о буревестнике", победно распространявшуюся в самых немыслимых переводах практически по всем странам глупой стареющей Европы.

Уже через пару часов после знакомства будущие великие литераторы узнали друг о дружке самое главное и, стараясь не терять понапрасну времени, приступили к игре. Играли в покер по-крупному. В первые два дня сильно проигрался Маяковский, он даже послал купить пистолет, чтобы расплатиться сполна.

Но на третий день фортуна повернулась задом к Алексею Максимычу. Он спустил выигрыш и начал сдавать своё. На восьмой день (заканчивалась итальянская виза у Маяковского)

Горький решил поставить на кон свою любовницу Фаню Шуб. Маяковский выиграл. Но пожиловатую женщину себе не взял. Снял с неё всю одежду, а саму вернул Горькому. Барахло бабье выбросил, оставил лишь жёлтую кофту.

Вернувшись в Россию, первые полгода на поэтические вечера надевал только эту кофту. Газетчики наперебой сообщали о немыслимом наряде футуриста. Так самец Маяковский демонстрировал самцу Горькому свою победу над ним.

Горький на Капри, читая российскую прессу, рвал волосы на своей голове.

Обесчещенная Фаня Шуб ушла от Горького и вскоре вышла замуж за чекистского агента Зорю Воловича.

В 1930 её арестовала французская полиция в связи с громким делом о таинственном исчезновении белогвардейского генерала Кутепова. Зоря сумел выкрасть её из тюремной больницы и благоролучно увезти из Франции. Они появились в Москве в начале 1931. Зоря в чине майора работал в Оперативном отдел
е ОГПУ. Одним из самых важных его заданий была смена орлов на кремлевских башнях на пятиконечные звёзды. В 1937 году Зорю Воловича и Фаню Волович казнили, как французских шпионов.

Желтая кофта тоже не сохранилась. Сохранились стихи Маяковского о том удачном выигрыше на Капри:

Ох! Эта ночь!! 

Отчаянье стягивал туже и туже сам.От плача моего и хохота
Морда комнаты выкосилась ужасом
И видением вставал унесенный от тебя лик,
Глазами вызаривала ты на ковре его,
Будто вымечтал какой-то новый Бялик
Ослепительную царицу Сиона евреева. II

А Вы знаете, почему распоряжением наркома Луначарского была снята с репертуара оперетта Франца Легара “Жёлтая кофта”, пользовавшаяся огромным успехом?

Либретто для оперетты, сочинённое по мотивам описываемых Вами событий жадным до денег Буревестником, Легар получил как раз от Фанни и именно в той версии, которую Вы изложили. На самом же деле, отделаться от неё, а тем более отобрать у любимицы всей литературной Европы её фартовый жёлтый клифт Маяковскому тогда не удалось.

Наскучив однообразием времяпрепровождения на вилле и жмотством её хозяина, Фанни вначале решила просто проветриться в Москву, но на месте быстро разобралась в революционной обстановке и с тех пор не расставалась с поэтом, который с первого взгляда показался ей перспективным.

Чрезвычайно много, чтобы не сказать всё, сделала она для его карьеры.

Отметим лишь такой факт: только ей Луначарский доверял сопровождать Маяковского в зарубежных командировках. Во время одной из них, в Париже и произошла её встреча с Легаром.

Международная авантюристка в это время уже носила фамилию Каплан и проживала в одной квартире с Осей, Лилей и Володей в Мерзляковском переулке, там, где сейчас Государственный музей В.В. Маяковского. Расположенный на ведомственных площадях хорошо известного учреждения на Лубянке, этот музей хранит множество тайн. Выставлена в постоянной экспозиции и фотография Фанни Р. Каплан, и, кстати, даже не одна.

Да, но ведь фотографий Каплан, как известно, не сохранилось скажете Вы. Действительно, даже известный её портрет кисти Казимира Малевича после известных событий Председатель ВЧК т. Дзержинский собственноручно замазал чёрной краской. Дело тут в следующем: Фанни Каплан обладала поразительным портретным сходством с Владимиром Маяковским. В отличие от слабого здоровьем и застенчивого молодого человека, она обладала громовым голосом и бесцеремонными манерами.

Имея огромный опыт общения чуть не со всеми выдающимися сочинителями Европы того времени (среди них, кроме Горького отметим также и Г.Дж.Уэллса) она не особенно-то чикалась и с молодым поэтом.

Запирая его в квартире, она отправлялась на тусовки, а явившись с них, иногда полночь заполночь, строго пересчитывала написанные строчки. Будучи в подпитии, могла и поколотить. Именно в этот период поэт перешёл к необъяснимому стилю написания стихов знаменитой маяковской лестницей”.

Впрочем, ради справедливости надо отметить, что колачивала она, по-видимому, и Макса с Герой, которых не забросила и регулярно навещала одного в Лондоне, другого на Капри- только этим можно объяснить синхронный расцвет талантов этих троих и ещё ряда советских и зарубежных классиков.

Разнообразные таланты Фанни всегда высоко ценили и в ВЧК. Остальное общеизвестно. Во время митинга на заводе Михельсона латышские стрелки беспрепятственно пропустили революционного поэта к вождю… Впоследствии за эту операцию Фанни по представлению ВЧК была награждена одним из первых орденов Ленина, а сразу после акции её срочно перебросили на другой участок работы: пора было возвращать на Родину из-за границы Буревестника Революции. Жёлтая кофта была сдана в спецмузей, одноименная пьеса снята с репертуара, поэт перестал выступать в Политехе, написал большую поэму “Владимир Ильич Ленин”, а через несколько лет застрелился. На его теле нашли вот какие стихи, отчего-то написанные уже вовсе не “лесенкой”.

Буржуи, буржуи, жлобы, фраера, 

Скорей прячьте жирное тело в утёсах! 

Свобода, свобода, эх-эх без креста! 

Так пусть же сильней грянет буря, ебёныть! 

Эх-эх, попляши…III

Есть и такую версию. Главную роль в этом спектакле должна была исполнять тогдашняя жена наркома Наталья Александровна Розенель, но партия "Жёлтой кофты" была написана для контральто, в то время как у Розенель было лирико-драматическое соп
рано. Луначарский писал официальные ноты (не музыкальные) Легару, требуя изменить некоторые ноты (музыкальные) и, вместе с тем, трактовку оперетты, но фашистский композитор считал ниже своего достоинства отвечать маленькому лысому коммунистическому министру просвещения. Тогда Луначарский выписал из-за границы Прокофьева для того, чтобы изменить партию контральто хотя бы на колоратурное меццо-сопрано. Но из этого тоже ничего не вышло - хитрый Прокофьев использовал свой приезд в личных целях, дал несколько концертов изумленной публике и смылся назад в Европу.

Из дневника Прокофьева (публикация приготовлена Д.Горбатовым):
"Меня знакомят со всеми, среди которых несколько полузабытых лиц из артистического мира дореволюционного времени. Жена Луначарского, или, вернее, одна из последних жён, — красивая женщина, если на неё смотреть спереди, но гораздо менее красивая, если смотреть на её хищный профиль. Она артистка, и фамилия её — Розанель...
&lt-…&gt- Переходим в другую, малую гостиную, обставленную не без уюта.

Луначарский вытаскивает первый номер ЛЕФа — новый журнал, издаваемый Маяковским.

ЛЕФ — означает левый фронт. Луначарский объясняет, что Маяковский считает меня типичным представителем ЛЕФа.
Тем полезнее вам послушать, — прибавляет он, — обращение Маяковского, помещённое в этом номере.
Затем Луначарский не без увлечения и очень неплохо читает письмо в стихах Маяковского Горькому. Письмо в самом деле остро, а некоторые формулы в стихах просто хороши. Идея: почему, мол, Алексей Максимович, когда столько работы в России, вы проживаете где-то в Италии?"

Здесь мы видим свидетельство Прокофьева о том, что Маяковский, который давно уже перестал надевать жёлтую кофту на публичные выступления, продолжает издеваться над Горьким. А Луначарский в конце концов был просто поставлен перед выбором - либо в очередной раз сменить жену, либо в очередной раз снять оперетту. Второй вариант требовал меньше затрат.

Комментарии

Добавить изображение