СТЭНФОРДСКОЕ ЧУДОВИЩЕ

"Широк русский человек, слишком широк. Я бы сузил"

Ф. Достоевский

Одним из нас Бог и природа даровали немереные десятки килограммов витальной энергии, другим - с гулькин нос. Например, у автора этих строк её уже на донышке не осталось. Недавно, влача существование на своём огородном участке и припадая время от времени к самогонной бутылке, он наткнулся в Интернете на сайт Валентина Иванова (http://www.slac.stanford.edu/~ivanov) - и преисполнился завистливой оторопи. Помилуйте, перед нами не человек, а целая цивилизация: доктор атомных наук, пиит, прозаик, публицист, мемуарист, библеист, радист, культурист, аккордеонист - трудно назвать занятие или профессию, где бы не отметился сей неугомонный фигурант собственного пятитомного (!) сайта.

Открываем "морду сайта" и лицезреем фотографию пэра верхней палаты английского Королевства времён Реформации. Нажимаем кнопку PROFESSIONAL SKILLS - обнаруживаем не только елизаветинского пэра, но и прямого наследника Резерфорда и Альберта Эйнштейна! Судите сами:

"1999-now Principal Software Engineer. Stanford Linear Accelerator Center, Menlo Park, CA. Scientific Researcher and software developer for parallel supercomputers in electro dynamics, electron optics and particle ccelerators. 2D and 3D klystron simulations, next generation of hoto injector, accelerating structures."

И тому подобное, и так далее. Curiculum vitae Вал. Иванова ломится от высоколобых академических публикаций. Не будучи искушён в точных науках, ваш покорный слуга вынужденно сосредоточился на художественно-документально-поэтическо-публицистическо-биографических отсеках сайта и проторчал на них столбом добрую неделю. Есть люди, обладающие поразительной способностью перетирать, разглядывать на свет, вслушиваться и внюхиваться в каждую минуту прожитой жизни, и Валентин Иванов из их числа. Автор этих строк ни за что и никогда. Собственная жизнь представляется ему сплошным ворохом поражений и скверн, вспоминая которые он только краснеет, колотит кулаками по собственной голове и плюётся в зеркало на своё отражение. "Не-на-вижу!" - назвал он один из очерков, посвященных самому себе.

Но вот, на время чтения автобиографической простыни Иванова от этой самоедской визии избавился. Почему? А потому что повествование ведётся в тех же хронологических, социальных и даже географических координатах, где прошла и юность автора, но описано всё это с какой симпатией и ностальгическим эффектом присутствия, что, честное слово, увлажняются глаза. Дальний Восток, Сахалин, Охотское море, Чукотка, безумные рокуэлловские восходы и закаты, рыбацкие посёлки, жизнерадостные попойки в общежитиях сезонных контрактников и "младшего офицерского состава", любовные победы над хлеборезчицами Танями и рыбоприёмщицами Катями - мать честная, и я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, но и в рот попадало. Невольно лезешь в дальний ящик письменного стола, набитый старыми фотографиями, письмами, удостоверениями личности, почётными грамотами. О, наша общая краснощёкая младость!..

Автор этих строк служил тогда "старлеем" в одой из в/ч Спецстроя ГлавСевМорПути МО СССР, контролировавших в том числе навигационные потоки кораблей, на одном из которых будущий стэнд-фордский ful-profesor отстукивал бортовые радиограммы. Было и прошло, сетевые друзья, было и скрылось за поворотом жизни, и уж никогда, никогда не повторится более. Но чудовищная память нашего фигуранта воспроизводит эти ранние годовые кольца жизни прямо-таки с гипнотической достоверностью. Мемуары чрезвычайно плотно записаны. Десятки и сотни человеческих существований, коловорот больших и малых событий - память подсказывает только одну книгу, где образ низовой, разночинно-простонародной России воссоздан с такой же точностью. Это триптих Максима Горького "Детство", "Отрочество, "В людях". Да-да, читатель, я не преувеличиваю ни в смысле качества, ни в смысле количества, потому что мемуары Иванова - тоже трилогия: "Обычный рейс", "Чернышевский" (не Николай Гаврилыч, а название консервного плавзавода) и "Alma Mater".

Горький назвал свою трилогию "Мои университеты". Жизнеописание Иванова тоже просится под этот заголовок. Полусирота, социальный бастард шаг за шагом отвоёвывает место под солнцем не благодаря, но вопреки жизненным обстоятельствам, и в конце концов достигает профессорских барм. Перед нами едва ли не построчная регистрация того, что происходило с ним со школьной скамьи до первого учёного диплома. Происходило же столько и всего, что хватило бы на коллективную биографию аудитории "Лебедя". Вы думаете, он был назван в начале статьи "культуристом и аккордеонистом" ради красного словца? Ничего подобного:

"Через полгода я имел явный прогресс в контрольных упражнениях, которые выполняются на соревнованиях: жал 90, приседал со штангой 120 на плечах, подтягивался на перекладине 30 раз, и даже научился подтягиваться на одной руке".

Ты когда-нибудь подтягивался на одной руке, читатель? Ходил, наигрывая на аккордеоне, по канату? Становился лауреатом дальневосточного конкурса радистов? То-то и оно. А наш герой фигурирует и в том, и в другом, и в двадцать пятом качествах. Когда же фемида усадила его за студенческую скамью, тут, говоря строками Владимира Высоцкого, "вообще началось, не сказать словами":

"…Брался я, вернее, жадно хватался за все, что видел. Я изучал стенографию и эсперанто, историю живописи и корабельную архитектуру, математическую логику и философию, генетику и квантовую механику".

И писал стихи, добавим. Сто тридцать страниц поэтических текстов - не угодно ли? Декламировать их в присутствии здешних Великих (Бахыта Кенжеева и К. Н. Глинки) не буду, но прошу поверить профессиональной литературно-критической крысе с двадцатипятилетним стажем: стихи на уровне и даже более того. Мы не добрались до половины ивановского ПСС, а уже превысили мыслимый лимит восклицательных знаков и суффиксов превосходной степени. И вообще, автору этих строк кого-нибудь похвалить, что соляной кислоты напиться, но здесь тот редкий случай, когда личность фигуранта симпатична вся, с головы до ног - и в мореходно-сахалинской робе и в профессорско-стэндфордской мантии. В отличие от эмигрантского большинства Иванов ни разу не воспользовался вэлферными подачками:

"Я ни одного дня не сидел на вэлфере, я не получил ни цента пособий. Главным условием моего въезда в Америку было то, что я должен содержать себя сам и не имею права на материальную помощь государства."

О прочих реалиях его эмигрантской одиссеи можно сказать тоько то, что они не менее насыщены, чем доэмигрантские. Selfmademan - вот как это называется. "Человек-оркестр", "пожиратель жизни" - в жизни не думал, что буду употреблять такие метафоры в адрес конкретного человека и сверстника. "Во, б.., он везде, а я нигде", - говорил о подобных универсумах один фольклорный персонаж. "Вошел человек, и присутствующие сразу стали ощущать нехватку кислорода", - говорил о них другой персонаж.

Один из этажей ивановской "Ивановианы" назван без ложной скромности "Философскими тетрадями". Блуждая по его закромам, наткнулся на раздел "Израильский цикл", подвергнутый и продолжающий подвергаться поношениям со стороны озабоченных своим еврейством евреев. Черт бы побрал этих сколиозных бердичевских патриотов, учиняющих всемирный рейвах по поводу любого слова, сказанного о них гоем. Ваш покорный слуга тоже весь в шрамах от этой закомплексованной братии. "Грязная антисемитская скотина Сердюченко" - не самая хилая аттестация из тех, что обрушились на его голову после публикации статьи "Иваны и Хаимы". Сердюченко - антисемит? Только в горячечном бреду возможно предположить такое. Что поделаешь: в каждом национальном поколении рождается неизменный процент чокнутых на голову патриотов, которым любое упоминание их богов, если оно исходит не от них самих, кажется святотатством. Как сказал недавно пророк Моисей в личной беседе с автором этих строк: "Избавь меня Машиах от таких евреев, а от антисемитов я и сам избавлюсь".

Иванов рискнул - и тоже получил по полной программе. Но в долгу не остался. Совершенно уморительна история его взаимоотношений с неким прохиндеем, пытавшемся нагреть его именно как "гоя", исходя, так сказать, из библейских рекомендаций:

"…Он еврей, чтит субботу и еврейские праздники, посещает время от времени синагогу, и даже меня с женой приводил туда /…/ Основные заповеди Торы Юлий перечислить сможет. Теперь уже не важно, кто вложил их в Юлия, раввин или бабушка. Важно другое: “Какие выводы сделал Юлий, прочитав в Торе или услышав от других евреев изложение истории Исхода, которое я процитирую по написанному мною несколько лет назад трактату “Мораль в свете веры”: “Моисей от имени Бога инструктирует евреев просить у Египтян вещей серебряных и вещей золотых и одежд. Мы, мол, должны пред Богом предстать не рванью и босяками, а поприличнее. Ясное дело, что просили взаймы, раз отпрашивались у фараона на три дня. Господь же дал милость народу Своему в глазах Египтян; и они давали ему, и обобрал он Египтян” (Исх.12,36)”. Раз Юлий не нашел каких-либо осуждений в Торе этого поступка, он полагает, что волен и сегодня обобрать “Египтян”, поскольку ни одна буква Торы за последние тысячелетия не изменилась. “Египтянами на этот раз оказались я и специалист по сверхзвуковым соплам. Всего и дело-то!"

Короче говоря, этот Юлий надул Валентина Иванова на копейку, а проиграл на доллар:

"Глупость Юлия заключается не только в том, что мы не считаем его порядочным человеком, и никогда не будем работать с ним, а и в том, что без нашей помощи он теперь прибора не построит, и через год его просто выгонят с работы".

Воистину, умный еврей в два раза умнее, а глупый - два раза глупее любого русского. Ехидным летописцем таких евреев, дурящих самих себя, был Шолом-Алейхем. Будем считать, что Юлий пополнил их коллекцию и снова вознесёмся горния, на философические, публицистические и литературоведческие страницы сайта. Да-да, и литературоведческие тоже, потому что Иванов в свободное от физ-мат-подвигов время залудил, оказывается, целую диссертацию о Маяковском и Есенине! Читая её, испытываешь уколы белой, а то и чёрной зависти. Отличная работа, скрупулёзный источниковедческий шлиф, правила игры в филологический бисер соблюдены полностью. К чести автора, он не преминул воспроизвести ехидную реплику какого-то из читателей, что вся эта диссертация укладывается в собственное название: "Трибун и лирик".

Побольше бы такой самокритичности от присутствующих, толкущихся с утра до вечера в Интернете с возгласами "Граждане, послушайте меня!" и добивающихся лишь того, что сетевой охлос кроет их матом. Знаю, что говорю, ибо и сам затеял в своё время самолюбивый сайт, на котором вздумал преподавать златые истины человечеству. Но вовремя избавился от этого суетного занятия, предался почти катакомбному самосозерцанию и во всеоружии обретённого опыта хочу дать под занавес стэнфордскому многоборцу радикальный совет:

Дорогой Валентин Полифемыч! Истинное величие не глаголанием, но молчанием стяжается. Говорящий – несовершенен. "Слово серебро, молчание золото". Франциск Асизский, буддийские монахи - вот облик и залог подлинной, экзистенциальной славы. Вы были многоголовым интеллектуальным чудовищем - станьте камнем. Начертайте на морде своего сайта знак "ом", и тогда, но только тогда вокруг вас станут собираться внимающие толпы, и глазеть вам в рот, и ударять себя по бёдрам, и передавать по цепи: "Attention, attention, он, кажется, собирается что-то сказать!"

Вы ещё умнее, чем автор этих строк, что невозможно. Тем более прислушайтесь к его совету, покиньте торжище, где правят бал клинические болтуны во главе с Величайшим Краснобаем всех времён и народов, и к вам единственному обратится сверкающий лик Господа с протянутым перстом и гласом: "Се мудрец!"