ДЕЛОВЫЕ ПОТОМКИ ГИППОКРАТА

- Практически здоров! – удовлетворенно хмыкнул молодой врач, шлепнув печать на мои медицинские бумаги, открывающие мне право на въезд в Америку, и с лёгкой ехидцей добавил, - поскольку в теории просто здоровых людей не бывает.

Врач этот выглядел преуспевающим: спортивная фигура, короткая стрижка, дорогой костюм, золотые запонки. Ещё бы не преуспевать, когда московском Центре Здоровья он получал в восемь раз больше своих коллег из государственных лечебных учреждений. И это при том, что в Центре не нужно никого лечить – только обследование состояния здоровья: рентген, анализы, постукать-послушать. И рентген, и анализы – всё было точно таким же, как и в остальных клиниках, разве что в коридорах почище и очередей нет. Секрет же преуспевания кроется в том, что именно эта клиника получила право сертификации здоровья от американской иммиграционной службы в Москве. Ну а будучи монополистом, назначить любые цены – уже не проблема: эмигрант, он последнее отдаст, лишь бы уехать из этого бедлама. Мы выложили трехмесячную зарплату профессора за эти два дня обследования.

Я и на самом деле был здоров как бык, разве что зубы... Здоровых зубов у советских людей не бывает. Почему? Об этом другой мой рассказ “Зуб за зуб”, а здесь не стоит комкать столь важную тему.

Калифорния, это даже лучше, чем наши Сочи. Климат сходный, а хамства поменьше. Болеть здесь почти преступно,- воздух лечит. Первая наша встреча с американским врачом произошла перед заполнением документов на грин-карту. Там тоже требуется сертификат о здоровье и прививках. Беда та же, что и в России: только очень ограниченному числу врачей дано право ставить заветный штампик на документы для INS (Агентство по иммиграции и натурализации). Принимавший нас врач Рэндольф Смит казался намного более преуспевающим, чем его московский коллега. Он просто олицетворял здоровье цветом своего загара, хотя был совершенно лыс и втрое толще в пояснице.

- Я вижу, что вы здоровы,- сказал он, лучась улыбкой и приветливо пожимая всем нам руки,- формальности!

Всё же он послушал стетоскопом нашу девятилетнюю дочь, а потом, словно фокусник, вкатил нам всем по укольчику и сел подписывать наши бумаги. Всё это заняло у него около минуты.

-Что это за прививки?- осторожно поинтересовалась жена,- мы только что сделали всё необходимое, что прописано в иммиграционных бумагах.

-О, не волнуйтесь, мадам!- чистая формальность. –Вы же знаете этих наших бюрократов,- извиняющеся развёл он руками,- это от скарлатины. Мы делаем это школьникам каждый год.

Хотя нас с женой возраст был весьма далёк от школьного, а перед выездом мы сделали прививки всего три месяца назад, мы посчитали, что спорить из-за таких пустяков со столь милыми людьми людьми было бы, по меньшей мере, бестактно. Мы тепло попрощались с доктором и двинулись к кассе.

-Three-o-eight,- прощебетала наманикюренная мамзель.

-Сказочно дёшево – три с копейками!- подумала жена, вынимая пятёрку.

Её настроение сменилось на противоположное, когда выяснилось, что речь идёт о трёх сотнях и восьми долларах. Это было покруче, чем в Москве, поскольку здесь мы не сдавали никаких анализов и не делали рентгена. Три сотни в минуту! – хотел бы я так зарабатывать. Тут была та же самая монополия. Так что те, кто утверждает, что Россия безнадёжно отстала врут. Нагло врут!

Наши последующие встречи с американскими врачами оказались куда более безоблачными, хотя мы к тому времени уже стали кое в чём разбираться. При всём моём чудовищном английском, вынесенным из стен школы, мореходки, университета, включая сдачу когда-то кандидатского экзамена и участия в конференциях, работу я нашёл довольно быстро – через две недели. Маленькой частной фирме требовались программисты на довольно экзотичной системе Delphi. На интервью я наврал с три короба, что это моя любимая система, на которой я имею 8 лет стажа, хотя лишь в последние три дня я пытался одолеть толстенную книгу о ней на русском языке, на всякий случай прихваченную перед отъездом. Я справедливо полагал, что “бог не выдаст, свинья не съест - выучу в процессе.

Мне повезло, что на фирме уже работало трое русских, так что я плавно вошёл в русло капиталистической эксплуатации, имея надёжных советчиков. Вообще-то правильнее было бы сказать не “русских”, а “русскоговорящих”, посольку один из них был украинцем, а другой таджиком. Этот таджик и стал вскоре моим лучшим другом. Звали его Мурад. Показательно, что в нашей четвёрке было двое кандидатов и один доктор наук. Других PhD на фирме не было.

Как-то через полгода моей работы, теплым летним деньком завернули мы с Мурадом пообедать в маленьком китайском ресторанчике, каких сотни в Силиконовой Долине. Мурад был большим любителем “суши”, я же взял себе жареного мяса, которое эти чудаки называют смешным словом “барбекю”, утверждая, что это имеет отношение к шашлыку. Затем мы съели фруктовый десерт и вернулись на работу. Часа через полтора мне стало дурно и я понял, что отравился. Такое у меня уже бывало, когда я питался в студенческой столовке. Но это же, блин, ресторан в Америке, а не студенческая столовка в Новосибирске!

Впрочем мне было не до философствований, что будет дальше я представлял себе довольно чётко. Я попёрся к Джиму. Видя мой бледно-серую физиономию, Джим только махнул рукой: “Вали домой!”. До дома обычно добирался за 30 минут, но сейчас не было траффика, и я доехал за 20. Последние мили вёл почти в бреду. Выдул литр воды с содой, потом другой. Выдал всё обратно. Повторил. После третьего цикла вода выдавалась немедленно, причём той же чистоты, что и вливалась, однако облегчение наступало минут на 15, не более.

Приехали в “эмёрдженси” с характерным названием “Кайзер перманент”. Тут скорую никто на дом не вызывает: 500 баксов – это вам не хрен собачий, а если с капельницей, то 650. Поэтому едут на своих. Ждали долго, больше часа заведомо. Наконец нас приняли. Лечат совсем по-другому. Вводят толстую иглу в вену, а сверху подвешивают пластиковый мешок с какой-то химией, которая адсорбирует токсины из крови. Закончится первый мешок, вешают второй. Я уже после первого пришёл в себя. Одна неприятность: эта химия понижает температуру, и через некоторое время тебя начинает колотить дрожь, слышно даже как зубы клацают. Накрыли одеялом, стало полегче. Вы думали, меня врач смотрел? Дудки! Всё делают медсёстры. Врач здесь получает такие бабки, что появляется он лишь под занавес, минут на десять, пощупает, задаст вопросы и усё. Посоветовал обратиться к терапевту для обследования, диагностики и лечения, если понадобится.

Дня за два я дома оклемался. Рисовый отвар и сухарики. Вышел на работу. Теперь жена еду даёт с собой в пластиковых баночках. Там, в России пищевое отравление за болезнь никто не считает – дело житейское. Так и я поначалу отнёсся. Заметил, однако, что после съедания банана появляется боль в желудке. Велика важность! Российский человек без бананов и ананасов всю жизнь может прожить и хоть бы хны. Так что бананы, которые я обожал побоку. Потом выяснил, та же самая петрушка с финиками. Поступаем аналогично, мы же не бедуины какие-нибудь. Хуже было с тем, что тошнота и рвота стали проявляться периодически через пару дней. Еды я стал просто бояться. Сухарики и чай. Терпение лопнуло после приступа рвоты в тот день, когда я совсем ничего не ел, даже сухариков, решив поголодать, сколько вытерплю.

На приём к врачу мы, конечно, записались сразу после посещения скорой. Только в Америке это не скоро делается. Пока же мы прошли абсолютно все анализы, какие только бывают, даже ультразвуковое просвечивание. Ни хрена! Смотрят на меня таким взглядом, в котором однозначно читается: Симулянт!”. Чувствую, ещё одно обследование, и они пропишут, как Швейку: Клистир и обёртывание в холодную мокрую простыню”. Врача попросили дать русского, поскольку из названий внутренних органов на английском знаю только “желудок” и “анус”, да и то последний, кажется, не совсем внутренний. Дали. Доктор оказался поляком, он родился в Америке и не только по-русски не знал ни единого слова, но и по-польски, видимо, тоже. Разговорились. Посмотрел доктор мои анализы и говорит так задумчиво: “Ситуация неясная. С виду всё, вроде, в порядке. Давайте посмотрим динамику. Запишу-ка я вас на апойнтмент месяца через полтора”. Тут моя жена взвилась: “Полтора месяца! Да Вы понимаете, что говорите? У него рвота через день. Через полтора месяца он либо сам выздоровеет без вашего лечения, либо, что вероятнее всего, загнётся, не дожив до апойнтмента ровно месяц”. Врач человек воспитанный. Он не привык с “ледями” спорить. Он покивал одобрительно головой и сказал: Вот и хорошо! Приходите через полтора месяца. Там посмотрим”.

Вышли мы. –“Зря ты так,- говорю я,- этот родственник Бжезинского непрошибаем, поскольку у него зарплата хорошая, и она, по-видимому, не очень сильно зависит от того, умру я или выздоровею”. Что же делать?

-Суки, эти американские врачи! Их кроме денег ничего нэ интересует,- оживлённо жестикулируя сказал мне менеждер нашего апартмента, богатырского телосложения армянин по имени Юрик,- Я их давно стороной обхожу. Ми тебе русского доктора покажем, он вылечит. Леня Красин его зовут.

Гляда на этого горячего жителя гор, я представлял, что всю жизнь он прожил тяжёлым крестьянским трудом, кушал жирный шашлык, запивая ароматным армянским коньяком или, на худой конец, деревенским вином, наливая его из огромного глиняного кувшина. Оказалось, у Юрика большие проблемы со здоровьем, и главная их причина – избыточный вес. Отсюда – постоянные головные боли, боли в спине, в ногах и т.д.

Привели меня к русскому врачу, предварительно сообщив, что он имеет целых три ученых степени: PhD, MD и ND. Леня оказался крупным, весёлым мужиком с короткой стрижкой. Говорил уверенно, частенько добавляя к своим утверждениям ехидный подтекст. Об американской медицине отзывался, главным образом, матом: “Две вещи у них превосходны – хирургия и фармацевтика. Всё остальное – страшно дорогостоящее говно! Отрежут и пришьют классно и быстро, но вылечить ничего не способны. Потому что не в этом их цель, а в том, чтобы как можно дольше качать деньги из страховых компаний и клиентов”.

Потом он выслушал мои жалобы и приступил к обследованию. На указательный палец мне надел что-то вроде большого напёрстка, от которого тянулись провода к компьютеру. На экране появились гистограммы. Через 15 минут я выслушал диагноз: микрофлора желудка практически полностью убита токсинами, поэтому желудок, вместо переваривания пищи, служит ёмкостью для процессов брожения. Отсюда – отрыжка, газоотделение, боли в желудке и позывы к рвоте. Лечение: экстракты трав для восстановления микрофлоры. Главное лекарство – каши из льняного семени. Они защищают стенки желудка, предотвращая рвоту. Каши эти на вид не особенно приятны, соплеобразны, но страшно полезны. Еда: первую неделю – кроме каши, легчайшие салаты... В общем, всё прописал. Заплатил я 200 баксов. Для сравнения: визит к врачу по моей страховке стоит 15 баксов. Только ведь тот доктор даже диагноза пока не поставил, а Леня обещает поставить на ноги за месяц.

Честно говоря, вышел я от этого доктора с изрядной долей скептицизма. Особенно по части его методики исследования. Однако через неделю я уже забыл о рвотах, больше они вообще не появлялись. Через месяц я мог есть практически всё. С разумными ограничениями по части жирного и острого, чего я и раньше в своей жизни избегал. А методику, оказывается, Леня разработал сам, датчик изобрёл и запатентовал. Кулибин, дай ему Бог здоровья! С тех пор мы от Лёни никуда. Где ещё такого найдёшь?

Теперь другой случай. Жена моя страсть как любит поспать по утрам. Вставать для неё – просто мука. А тут как-то словно бес в ребро её саданул. И решила она мне утром кофе приготовить. Так и побежала вниз по лестнице, ещё толком не проснувшись. И тут я услышал вопль. Оказывается, она со всего размаху налетела ногой на угол дивана, который стоял, слегка выпирая боком, у нас в гостиной. Удар был настолько сильным, что она еще минут 20 стонала и охала. Теперь уже было не до кофе.

-До свадьбы заживёт,- философски подумал я, и мы отправились на работу, поскольку работала она в нашем же институте, в библиотеке.

Примерно через полчаса она дохромала до нашего медицинского департамента, где над ней сначала начали посмеиваться. Потом определили у ней перелом пальца на правой ступне и посоветовали ехать в госпиталь. В госпитале сделали снимок, который подтвердил предположения, и сделали противостолбнячный укол. Что же касается переломанного пальца, его липким пластырем примотали к соседнему пальцу, зафиксировав таким образом, и сказали, что сам заживёт, а также дали специальный тапок, ибо в обычную обувь стопа теперь не помещалась.

–Это всё? – спросила жена.

–Всё,- ответили эскулапы,- но мы Вам можем выдать костыли, если хотите. Страховка это покрывает.

Палец, конечно, зажил, но, будучи примотан к другому лейкопластырем, он так и остался кривым. Нам, мужикам, может быть, оно и всё равно, а у женщин ножки – можно сказать, главная часть тела. Обидно!

Через месяц пришёл счет из госпиталя. Мы заплатили положенные при посещении эмёрженси 50 долларов и отправили счёт в страховую компанию. Каково же было моё удивление, когда в течение месяца счета посыпались с пулемётной очередью: врачу, санитаркам, за укол, за рентген, - все почему-то отдельные. Самое любопытное в том, что при посещении любого медицинсткого учтреждения тебя в регистратуре спрашивают не “что болит”, а “какая у Вас страховка?”. Потом делают ксерокопию твоей страховой карточки, в которой есть все реквизиты страховой компании. И, тем не менее, счета посылают тебе на дом, а не компании. А уж ты, голубчик, переправляешь эти счета компании, поскольку разобраться в приведённых там медицинских кодах и специальных терминах без медицинского образования ты всё равно не сможешь. Зачем так делается, сразу не поймёшь, поэтому молча перекладываешь эти бумажки из одного конверта в другой и отправляешь их. Наконец приходит суперсчёт. Он напечатан на цветном принтере высочайшего полиграфического качества. Причём на какой-то полупрозрачной водоотталкивающей вощёной бумаге. Возможно эта бумага ещё и не горит, но я не проверял, поскольку у меня не было дубликата. Сумма на этом счёте была такая, что у меня глаза на лоб полезли – одна тысяча шестьсот тридцать семь долларов и 65 центов! И это за то, что из всей этой суеты в госпитале единственное полезное, что было проделано – палец примотали лейкопластырем, ибо мне очень сложно поверить, что противостолбнячный укол был необходим. В общем, мы отделались легко, поскольку у меня была страховка. Но ведь половина американских граждан её не имеет. Впрочем, я подозреваю, что укол бы им делать не стали, как не стали бы предлагать и костыли. Схема здесь простая: у страховых компаний есть деньги, а у госпиталей и клиник есть врачи, очень желающие эти деньги получить. Они обменялись цветными водоотталкивающими бумагами с непонятными для непосвящённого иероглифами, и деньги переместились с одних счетов на другие. Кто же платит за все эти священные литургии и пляски жрецов? Правильно, мы – налогоплательщики, ибо больше платить некому. Поэтому, не дай Вам бог заболеть в Америке, не имея страховки!

В принципе, в каждом отделении скорой помощи на стене висит плакат, возвещающий, что, в соответствии с федеральным законом №ХХ, врачи обязаны оказать медицинсткую помощь вне зависимости от возможности больного оплатить медицинские услуги. Это, конечно, несколько вдохновляет, но как это выглядит в реальной жизни мне пока видеть не довелось. Хотя, полагаю, что милых улыбок персонала в этом случае вы не дождётесь. Логично.

Необходимость регулярно оплачивать многочисленные счета портит настроение многим американцам, поскольку свободных денег практически никогда не остаётся, если вы, конечно, не являетесь владельцем успешного бизнеса. По этой причине Америка живёт в кредит. Стать по настоящему свободным, по-моему, ты сможешь только потеряв работу и став бездомным. Теперь ты можешь напрочь забыть о многочисленных долгах, а всё, что ты получаешь будет дармовым. Даже имея работу и дом, ты можешь без всяких объяснений отказаться оплатить какие-либо счета. Интересно, что происходит потом. Компания присылает тебе несколько угрожающих уведомлений о том, что если ты не оплатишь к такому-то числу, данные о тебе будут переданы в кредит-бюро. Есть такая организация в США, которая в недрах своих многочисленных компьютеров хранит кредитную историю всех легальных граждан станы. Данные о твоей кредитоспособности запрашиваются не только когда ты берешь заем в банке, чтобы купить дом или машину, но и в более прозаичных случаях, когда арендуешь жильё. Испорченный рекорд в твоей истории обернётся отказом, даже если ты продемонстрируешь чемодан с наличными. В последнем случае откажут наверняка, подумав, что ты ограбил ближайший банк, ибо американец не носит с собой наличности даже в несколько сот долларов.

Прежде чем жалеть всех бездомных разом, полезно узнать немного подробнее об их жизни. Есть среди них, конечно, часть людей, которым просто не повезло – трагическая цепочка случайностей типа смерть жены, потеря работы, гибель детей в автокатастрофе. Редчайшие случаи. Статистические опросы показали, что 40% американских безработных не только никогда в жизни не работали, но и не испытывают ни малейшего желания делать это в дальнейшем. Вы, сытые, не хотите, чтобы я залез в ваш дом с ножом и револьвером? Значит будете мне платить за право жить спокойно. Ну разве не логично? Я о жизни этих безработных узнал достаточно много от менеджера нашего апартмента, который когда-то служил менеджером в доме для малоимущих тут рядом, в Сан Хозе. Правила там таковы, что за жильё ты должен платить около 10% от дохода. Цифра эта божеская, потому что мы с женой с самого начала платили треть и теперь, купив дом в кредит, платим тоже треть, а в пиках было и поболе. Фишка в том, что если ты не имеешь дохода, то в доме для малоимущих ничего и не платишь. Вот он, коммунизм, когда-то обещанный большевиками, как светлое будущее всего человечества. Тут он, в Сан Хозе реализован. Приезжайте посмотреть.

-Почему же,- спросите вы меня,- вы платите не слабые деньги за медицинскую страховку, не имея от неё видимой пользы, а потом ещё платите по 200 долларов за приём к русскому врачу, услуги которого ваша страховка не оплачивает? Хороший вопрос. А от вет будет такой. Когда ситуация с состоянием здоровья становится такой, что она описывается дилеммой кошелёк или жизнь?”, у моей семьи есть надёжная пристань в виде Лени Красина, а вот если мне придётся что-либо срочно урезать, пересаживать или пришивать – пойду в Стенфордский госпиталь, ибо Леня не может заменить всю американскую медицину при всех его талантах.

Теперь проиллюстрируем светлые стороны этой медицины. Младшая дочь перенесла в России операцию на кишечнике на второй день после рождения. Из-за непроходимости была удалена часть тонкой кишки. Понятно, что в критической ситуации рубец на кишечнике может воспалиться и ситуация повторится, поэтому таким людям нужно быть достаточно осторожными с питанием. Прошло целых 15 лет, прежде чем звоночек прозвенел снова. Мы уже и забыли почти об этой проблеме, как однажды вечером дочь пожаловалась на острые боли в животе. Сажаем её в машину и пулей летим к Лене прямо домой. Я даже не останавливался на красных светофорах. Хорошо ещё, что в это время было почти пустынно на улицах и ехать было не далеко. Леня помял её живот и сказал, что нужно срочно доставить ребенка в госпиталь. Опять длительное ожидание в приемном покое, затем кладут её на каталку, подсоединяют аппаратуру жизнеобеспечения и капельницы. Ещё через час или два приходит врач, помял живот, спрашивает симптомы и предысторию. Я начинаю напрягать память, чтобы вспомнить, как называется по-английски кишечник. На ум приходит ливерная колбаса, и я говорю: “ливер блокадж”. Врачи в недоумении. Делают дополнительные анализы. Потом Леня долго смеялся и объяснил, что “ливер - это печень, а не кишка. Словом ещё через три часа врач делает заключение, что больную нужно госпитализировать, возможна операция. Переходим в палату.

В палатах две койки, но чаще всего вторая койка пустует. Держать больного в госпитале настолько дорого, что женщин после родов при отсутствии осложнений выписывают через несколько часов. Койки универсальные: можно регулировать не только общую высоту, отдельно высоту головы и ног, но даже продольный или боковой наклон. У каждой койки монитор, который непрерывно отслеживает с десяток параметров, подавая сигналы на пульт дежурной медсестры. С правой стороны лежит пульт управления телевизором, чтобы больному было не так скучно. Два больных, значит в палате два телевизора. А между койками можно задёрнуть плотную ширму, превращая палату в две изолированных. Когда хочется пообщаться, штора убирается. Студенты и школьники работают в больницах и хосписах добровольно, особенно на каникулах. Они ведут учёт, приносят больным книги и фильмы, которые они заказали. Но самое удивительное в том, что в палате есть два удобных диванчика с постельным бельём на тот самый случай, если родственники желают дежурить ночью со своими больными.

Оставляю жену с дочкой в палате, еду домой досыпать пару часов до начала рабочего дня. После работы еду в госпиталь. Привозить туда фрукты или еду, как это у нас принято в России, нет смысла, потому что с питанием в Америке проблем нет. Везут обычно цветы, книги или игрушки. Через некоторое время приходит врач. Говорит, что сначала попробуем обойтись без операции. Для этого нужно пропустить через пищевод трубочки, через которые будет осуществляться отсос пищи, создавшей непроходимость. Если через двое суток проходимость не будет восстановлена, операция станет неизбежной. Дочка вся напряглась, когда принесли эти трубочки, почти окаменела. Тогда я сел рядом, взял её за ручки и стал уговаривать, что надо потерпеть. Она молча вытерпела всё. Надо сказать, что медсестра делала свою работу так проворно, что дочь не успела испугаться по настоящему. Трубочки, кстати, вставляли через нос. В общем, через два дня мы с дочкой уже гуляли по коридорам, а ещё через два приехали домой.

За это время в нашей палате появились соседи – тоже мать с дочкой примерно такого же возраста, что и наша. Этот ребенок остался дебилом в результате родовой травмы. Девочка могла только мычать, речи у неё как таковой не было. Мать мексиканка, из малоимущих. Страховку ей оплачивает какая-то организация, возможно благотворительный фонд. На содержание ребёнка она получает ежемесячно 1400 долларов, что позволяет ей не работать. Ребёнка же положили в госпиталь для проведения плановой операции на позвоночнике, с которым тоже были какие-то проблемы с детства. Такие дела.

10 мая 2004 г.