ИНСТИТУТ

28-01-2005


Продолжение. Начало в № 406 за 19 декабря 2004г., 407 за 01 января 2005г.,
№ 409 за 16 января 2005г. - № 412 за 06 февраля 2005г.

[Повесть в историях]

ИСТОРИЯ СЕДЬМАЯ. ПЕРЕЛЕТ

I

 

Владимир Торчилин Эта история требует маленького как бы предисловия или, точнее, экспозиции. Вот она и следует. Многое из того, внутри чего мы все, включая и сотрудников игорева Института, жили каких-нибудь десять-пятнадцать лет назад, по своему полному идиотизму кажется почти невероятным. Но ведь происходило же! И посреди всего этого идиотизма все и копошились, включая и тех, кто отлично понимал, в чем мы сидим по самое не хочу. Вполне может так случиться (во всяком случае, хотелось надеяться, хотя в прошлом, как только всё в конце концов ни оборачивалось!), что скоро все позабудут, что такое "выездная комиссия райкома партии" и вообще, что значат термины "выездной" и, соответственно, "невыездной"; как можно до судорог в спине трястись над незатейливой синей книжечкой с золотым "Служебный паспорт" на обложке и испытывать инстинктивную неприязнь ко всем официальным представителям собственной страны за границей, и разное другое. Хоть здесь наши реакции становятся - нет, пока еще не человеческими, но хотя бы человекоподобными. Только что бывшее вновь нахлынывает разве когда случай доведет пообщаться по телефону с дежурным чиновником почти любого российского учреждения за рубежом. Но кто неволит? Многое теперь вполне свободно можно сделать и без их еще недавно такого навязчивого посредничества. Люди быстро привыкают к хорошему - так что еще через десять лет все тогдашнее станет казаться не то что "почти", а просто невероятным.

Короче говоря, произошла вся эта история где-то в начале восьмидесятых, когда достреливал свои последние охотничьи трофеи генсек Брежнев, когда мужественно крепил и без того нерушимую дружбу народов ограниченный контингент советских войск в Афганистане, и когда в силу естественных при таком раскладе политических обстоятельств самолеты самого лучшего в мире Аэрофлота в Америку временно не допускались, и немногочисленные советские визитеры добирались до логова империализма на перекладных - Аэрофлотом до Канады, а оттуда уже на местных линиях до нужного города на территории потенциального противника. Московский самолет (самостоятельных ленинградских и других тогда еще не летало) садился в монреальском аэропорту "Мирабель", откуда пассажиров автобусами перебрасывали в другой монреальский же аэропорг "Дорваль" (или наоборот - садился в Дорвале, а перебрасывали в Мирабель - теперь уже и не вспомнишь, да не в этом и дело), и они продолжали путешествие в запредельно звучавшие чикаги и вашингтоны на таких же запредельных дельтах и норсвестах. Домой всё шло в обратном порндке. Такая вот сложная была жизнь.

При всей тогдашней взаимной неприязни Союз и Штаты окончательно отношений не прерывали и, несмотря на всякие демонстративные отмены рейсов, поддерживали даже некое научное общение в областях, максимально удаленных от всего, что издавало даже слабый запах пороха. В результате, в обе стороны тянулся вялый, но непересыхаюший ручеек специалистов, направлявшихся на двух-трехмесячные стажировки в лаборатории партнеров по работе. Один такой ручеек соединял Институт, где работал Игорь, с близким по тематике институтом около Балтимора. По этому неверному и каменистому водному пути ему и довелось проплыть.

II

 

Советский научный работник тех лет за границей, а тем более, в Штатах, это особая тема. Перед её грандиозностью мы почтительно умолкаем. Может быть, как-нибудь в другой раз... А сейчас речь пойдет именно о перелете. Причем не о перелете из Москвы в Балтимор, а совсем наоборот - из Балтимора в Москву. Даже эта малость дает немало пищи для размышлений. Кстати, первый же перелет именно по маршруту Штаты-Союз быстро навел Игоря на печальные и даже несколько непатриотичные мысли, когда пожилая латышка, у которой он с семьей снимал комнату па рижском взморье, отправившись туда в отпуск почти сразу после своего приземления в Москве, медленно и презрительно проговорила ему в лицо, узнав случаем от его жены, что Игорь только что прилетел из Америки: "Был в Америке и вернулся!", и после этого не сказала с ним ни единого слова до самого их отъезда.

О том, что создавший весь научный центр и, в конечном, счет
е, и Институт, Генеральный, благодаря мощным связям которого Институт и оказался вовлеченным в такое заманчивое сотрудничество, был человеком, принадлежавшим не только, и даже не столько к научной, сколько к общеначальственной элите, и находящимся в личных и довольно близких отношениях с одним из тогдашних лидеров на самом-самом верху, знали, разумеетси, и американские начальники.

Немаловажно для дальнейшего повествования и то, как именно было организовано научное визитерство работников Института в породненные (или породнившиеся, если так можно выразиться) американские лаборатории. В соответствии с установившейся бюрократической процедурой, все они должны были для начала появиться в надлежащем американском министерстве, где проходила беседа, на которой им полагалось объяснить местным чиновникам, чем они, собственно, собираются в Америке заниматься. Разумееется, такая же процедура поджидала их и на обратном пути, по тут они уже отчитывались в содеянном и доказывали соответствие полученных результатов планам несколькомесячной давности, а те же самые чиновники в тех же самых кабинетах решали, можно ли считать, что их поездка прошла не зря, и они не только выполняли магазинные задания домочадцев, но и хоть что-то бросили в копилку американской науки.

Именно в связи с таким распорядком всем им, в каком бы месте ни происходила сама работа, приходилось на обратном пути на полдня заезжать в Вашингтон для отчета, а уж оттуда на перекладных добираться до Москвы.

В тот раз Игорь в такой командировке оказался уже вторично и был кое-чему уже учен, тогда как его коллега, с которым они радостно встретились на отчете в Вашингтоне, чтобы оттуда уже вместе лететь в Москву, возвращался только из первого набега.

Вашингтонским бытом всех советских визитеров по их научной проблеме (гостиницы, билеты, встречи и проводы, и все такое прочее) занималась постоянно одна и та же министерская дама, сведения о характерологических особенностях которой передавались из уст в уста. В результате было известно, что эта дама отличается исключительной говорливостью, горячим вашингтонским патриотизмом и полным безразличием к показаниям часовых стрелках. С этих ее качесгв все и завертелось.

III

 

Расписание у них па последние сутки было такое. С вечера паковаться - та еще работа, когда все накупленное для дома и семьи на трудовые доллары надо впихнуть в два багажных места, да еше чтобы они по весу и размеру не превышали аэрофлотовских норм, и единственным резервом служит ручная кладь, в которую по принципу плотнейшей упаковки вгонялось все, что потяжелее, но при этом выглядеть она должна была на разрешенные пять кило, и нести ее надо было не сгибаясь, а элегантно и даже поигрывая. Сложившись, спать, сколько получится. Потом завтрак и ехать отчитываться. После отчета прощальная прогулка (точнее, проездка) ло Вашингтону в сопровождении этой самой говорливой дамы. С прогулки - в гостиницу за чемоданами и сразу в аэропорт. Перелет до Монреаля - часа три, и там еще час на переезд из одного аэропорта до другого, где они должны были оказаться за два неизвестно кем положенных, но неукоснительных часа до отлета московского рейса. Ну а там, считай, и дома. Такой вот простой, четкий и, вроде бы, легко выполнимый план.

Однако, как ни гладко все было на бумаге, без оврагов, да еще каких, не обошлось. Овраги начались вечером пред отчетного и предотлетного дня. Первая запятая образовалась с багажом. Довольно скоро выяснилось, что, как ни примеряйся, но у обоих налицо был явный перевес, и каждый из четырех (по два на душу) чемоданов тянет заметно выше скольких-то положенных тогда аэрофлотовских килограммов. По официальным правилам это означало необходимость вполне приличной доплаты, о которой и речи быть не могло по причине полной вытраты всех причитавшихся им долларов и даже центов. С другой стороны, бывалые путешественники говорили, что сами американцы на мелочи вроде пятикилограммового перевеса вообще внимания не обращают - так что на пути от Вашингтона до Монреаля бояться нечего, а в Монреале на регистрации и загрузке советского рейса работает смешанная команда - не только соотечественники, но и простые канадцы, которые в прошлом неоднократно доказывали, что они люди сострадательные, и к стремлению советских гостей прибарахлиться относятся вполне сочувственно. Так что, на кого нарвешься - могут и без звука пропустить. На это они и решили надеяться, т

ем более, что о частичной разгрузке ни один из них и не помышлял - товар был мысленно уже разобран по принадлежности и пути назад ему не было. Однако, некое томление в их душах, все-таки, поселилось.

Следующую неприятную неожиданность судьба подбросила им наутро, когда они практически отговорили перед своими экзаменаторами и уже радовались в душе, как все хорошо и доброжелательно проистекло. Однако, когда подошла пора попрощаться, американский чиновник, руководивший допросом или, в американской версии, дебрифингом, неожиданно попросил их еще минутку не уходить, вышел в соседний кабинет и вернулся оттуда с довольно большим картонным ящиком, изящно надписанным и на редкость красиво и мощно засургученпым со всех возможных сторон. "Вот что я вас попрошу, господа", - сказал он таким тоном, что стало ясно: об отказе и речи идти не может - "Передайте, пожалуйства, этот пакет вашему Генеральному директору. Здесь ничего особенного - разные памятные фотографии о его недавнем визите. Но передает их наш министр, так что в некотором роде их можно рассматривать как межправительственную почту". Поставил ящик рядом с Игорем и откланялся. Ящик был легким, но все равно его наличие означало, что у них появилось пятое место (да еше требующее особого внимания!), и как с ним в самолет - один Бог знает! То есть, они отлично понимали, что при перелете от Вашингтона до Монреаля вышняя помощь им потребуется вряд ли, поскольку работники американских авиалиний не только на не слишком вызывающие перегрузы, но и на лишние места тогда еще особого внимания не обращали, тем более, одно на двоих. Но вот что будет при посадке в самолет родного Аэрофлота, предсказать было трудно. Да, впрочем, чего там - очень даже легко было предсказать, что сесть в самолет без шума, угроз или даже потери части багажа будет еше как трудно, если наткнутся они на помогающего канадским трудящимся соотечественника.

Очередная заминка вышла во время экскурсии по Вашингтону, на которую их повезла говорливая дама из министерской службы встреч и расставаний. Ведомая мастерской рукой гидши машина катала и катала их от одного квартала к другому, а восторженный монолог патриотки родного города вколачивал им в головы разные исключительно безполезные и малоинтересные сведения на тему о том, какая знаменитость где живет и, главное, по скольку за те и за эти дома плачено, мимоходом отмечая и совершенно на вид соцреалистические шедевры архитектуры, в которых размещались разнообразные государственные учреждения и конторы, ну и всякие прочие мелочи, о которых можно рассказывать до бесконечности. Они с ужасом поглядывали на часы, но робкая попытка Игоря напомнить, что им надо вылетать в шесть, а сейчас уже скоро четыре и времени только-только заехать в гостиницу за багажом и успеть в аэропорт минут за сорок до отлета, разбилась о несокрушимую уверенность опекунши, что до аэропорта ехать всего ничего, а до гостиницы и того ближе, почему она и не свернет с выбранного пути, пока не покажет им всего намеченного, тем более, что всех других она именно так и возила, и всегда все было хорошо. Они тогда еще не предполагали, что им повезло несколько меньше, чем другим, но еще через полчаса Игорь, все-таки, заявил теперь уже железным голосом, что если они сейчас же не повернут к гостинице, то он выйдет и станет просто ловить такси. Дама нехотя согласилась, что времени и правда в обрез, и они повернули к гостинице. Оказалось, однако, что до нее не так уж и близко, к тому же, как всегда при спешке, им особенно долго пришлось ждать лифтов, чтобы съездить за багажом, и администратора, чтобы сдать ключи и сказать последнее "прости". Естественно, что и на пути в аэрпорт они попали в час пик и в пробку, так что прибыли туда всего минут за двадцать до вылета. Трясло уже не только их - трудно даже подставить было последствия их возможного опоздания, кто бы ни был в нем виноват! - но и даму-опекуншу. В результате ей пришла в голову мысль, что они должны зарегистрироваться на полет и сдать багаж не внутри здания, а на наружном - якобы скоростном! - регистре, при котором за компьютером стоял здоровенный черный человек, из-под ног которого уходила в темную дыру лента багажного транспортера. К черному человеку и кинулась их дама, за которой с трудом передвигались обремененные багажом они. Еще с подхода она начала искательно говорить, что вот, дескать, ученые господа из России опаздывают на самолет, а у них еще пересадка в Монреале, почему просто жизненно необходимо поскорее отправить их багаж в самолет, а их самих к выходу на посадку.

Черный человек неторопливо взглянул на них, и, встретившись с ним глазами, Игорь как-то сразу всем своим нутром понял, что если до этого момента жизнь его текла вполне уныло, то теперь она озарилась достойной сверхзадачей - сделать все возможное, чтобы багаж ученых господ из России на нужный рейс не попал, а еще лучше, чтобы и сами господа к посадке опоздали. И это было настолько ясно, что Игорь уже совершенно безразлично следил, как он неторопливо переносит их чемоданы на транспортер (к перевесу и лишнему месту в кабине - начальственная коробка, которую они не рискнули выпустить из рук! - он, правда, не придрался - наверное, ему возможность такой дполнительной пакости даже в голову не пришла, что показывает, насколько отечественная сфера обслуживания была изобретательнее), внимательно читает билеты, что-то лениво отрывает, что-то еще более лениво штемпелюет, и вообще работает по типу итальянской забастовки. Сопровождавшая их дама подвывала от нетерпения и от запоздало проснувшегося чувства вины. Они тупо ждали. Наконец, он отдал им билеты, присовокупив к ним посадочные талоны, и они торопливо обнялись с несколько подуспокоившейся опекуншей и помчались на посадку. Лишить их своевременного отлета черному человеку все же не удалось, и они последними влетели в салон, добрыми словами поминая американские самолетные порядки, в соответствии с которыми посадка в самолет идет почти как в автобус - чуть ли ни до минуты выруливания на взлетную полосу. Первый барьер на пути домой был взят!

IV

Когда часа через полтора, попив разного прохладительного и даже несколько перекусив, они вернули себе способность спокойно рассуждать, то мысли их естественным образом направились к исчезнувшему в черной дыре багажу. Поскольку черная дыра в принципе не самое лучшее место для чего угодно, так как ты можешь видеть, что в нее вползает, по никогда не знаешь, что и когда появиться на выходе, то они испытывали некое волнение, хотя и успокаивали друг друга рассуждениями по поводу качества американского сервиса вообще и на авиалиниях в частности, а также и тем, что пятнадцати минут вполне должно было хватить для загрузки их вешей, тем более, что и вообще багажа на этом рейсе не должно было быть много – самолет был заполнен едва на треть. Впрочем, стоило Игорю вспомнить выражение липа черного регистратора, как его спокойствие исчезало без следа.

Часа через три они уже были в Монреале и, перебирая ногами, как кони, ожидали свои чемоданы у следующей черной дыры, на сей раз выдававшей на гора заглоченное ранее в Вашингтоне. Дыра выплюнула на транспортер десяток-другой чемоданов, баулов и коробок. Их быстро разобрали толпившиеся рядом пассажиры нашего рейса и мгновенно исчезли. Транспортер остановился, показывая, что выдача закончены. Их вещей, естественно, не было.

Они некоторое время продолжали бессмысленно ждать, после чего подошли к канадскому дежурному по багажу и после короткой беседы, пару раз прерывавшейся звонками дежурного в аэропорт их вылета, выяснили, что, как и следовало ожидать, весь их багаж остался непогруженным в Вашингтоне, его благополучно отправили следующим рейсом, и вылет зтого рейса состоялся с час тому назад, так что их барахло уже в воздухе и прибудет сюда через два часа. Коротко и ясно! Когда Игорь забормотал что-то о пересадке, транзите и всем таком прочем, то дежурный довольно безразлично сказал, что и в этом он никакой проблемы не видит - они могут оставить адрес, и багаж именно туда и отправят, а если рейс из Канады в Москву имеет место быть всего лишь два раза в неделю, то это всего лишь означает, что они свой багаж получат не в день прилета, а еще через три дня, делов-то! Одно слово - сытый голодного не разумеет! В реальности, такое и в самом деле довольно незатейливое происшествие Родина обставила бы самым драматическим образом. Начать с того, что они сами никак бы не смогли подойти в следующему прибывающему в Москву рейсу, поскольку встречать этот рейс они приехали бы из города уже сдавшими загранпаспорта простыми советскими гражданами, а никак не гордыми загранкомандированными, а потому заветная конвеерная лента выдачи находилась бы для них в другом, уже недоступном мире - за надежной стеной родных погранвойск и таможни. И кто его знает, сколько беготни и каких бумаг из самых серьезных инстанций им понадобилось бы, чтобы добраться до собственного багажа. Во-вторых, и это тоже не вызывало сомнений, остающийся хоть на миг безхозным багаж заграничных аэрофлотовских рейсов шустрые работники самой большой в мире авиакомпании обчищали со скоростью совершенно необыкновенной и, как показывали многочисленные примеры, не брезговали ничем. Ну и что при таком раскладе сулило им предложение живущего в счастливом заграничном неведении канадца?

Поблагодарив дежурного, они направились к украшенной рекламами стене, около которой сиротливо стояли их спортивные сумки и нагло подмигивавшая сургучными печатями начальственная картонная коробка. На ней взгляд Игоря задержался, и внезапно в голове у него что-то щелкнуло, а голос американского чиновника из Вашингтона проговорил уже раз сказанное: "В некотором роде вы можете рассматривать зто как межправительственную почту!". Пока еще несильно, по запахло спасением. У них была коробка, адресованная лицу исключительной значительности! Точнее, она была в природе, но никто, кроме них, не знал, что она именно у них, а не, скажем, в вашингтонском самолете с другим отставшим от них багажом! И в ответ на безнадежное: "Что же нам теперь делать?" своего попутчика Игорь решительно сказал: "А давай мы сейчас в представительство Аэрофлота позвоним. Главное, стой молча и в разговор не вмешивайся!".

Коллега посмотрел на него, как на идиота. А то неизвестно было, какого совета или сочувствия можно ждать от аэрофлотовского чиновника, всегда и во всем остающегося на своем трудном заграничном посту советским человеком! Со всеми вытекающими из этого гордого звания свойствами. Какой там багаж, если непоявление к моменту отлета на Родину означало возможное невозвращенство со всеми положенными последствиями, в том числе, и для должностного лина, последним разговаривавшего с пропавшим и не сумевшим его убедить в ничтожности его личных проблем и переживаний по сравнению с огромной радостью возвращения из ихнего вертепа в наши родные просторы.

Но, сказано - сделано! Получив от канадского дежурного номер аэрофлотовского представительства в Монреале, Игорь начал скармливать отложенную на намять мелочь автомату. Сначала попал на дежурную, которая, как и положено нашей дежурной, ничего не знала и не ведала кроме того, что сам главный аэрофлотовский представитель в настоящий момент находится но втором монреальском аэропорту, куда им полагалось прибыть через полтора часа на курсирующем между двумя точками бесплатном автобусе, и лично наблюдает за погрузкой и подготовкой к рейсу того самого самолета, на котором им предстояло вылетать. Да, еще она знала номер телефона стойки, за которой уже шла регистрация на московский рейс. Игорь позвонил туда. После некоторого количества прошедших в атмосфере неясной подозрительности (не с игоревой, естественно, стороны) переговоров, в трубке зазвучал нетерпеливый начальственный голос.

- Ну, что там еще у вас?

Игорь представился и в нескольких словах обрисовал положение, после чего невинным тоном попросил его посоветовать, как нам выбраться из эгой неприятной ситуации. Аэрофлотовский начальник просто онемел разом от игоревой наглости и собственного возмущения. Когда немота его слегка отступила, он обрушил на Игоря водопад довольно бессвязного крика вроде того, что это хамсгво беспокоить людей его уровня такими мелочами... кого интересует... советские люди за рубежом не барахольщики, а представители... наплевать... как штык, надо быть к самолету... их провокации не помешают своевременному вылету... никто задерживать не будет... как вообще таких выпускают... ну и все такое прочее, закончившееся традиционным: "Да я вообще о вашем поведении сообщу, куда надо!".

V

В этот момент Игорь с нежностью глянул на засургученную коробку, подумал, как хорошо знать что-то такое, о чем другим не известно, например, местонахождение некоторых предметов, и…

- Видите ли, - задушевно и вместе с тем почтительно прояизнес он в трубку, как будто не к нему относилось только что бурлившее в ней невнятное возмущение, - я готов подписаться под каждым вашим словом (чуть не добавил, что и сообщить на самого себя, куда положено!) и плюнуть на весь этот багаж, век бы его не видать, и, как есть, встать в очередь на погрузку через пложенные полтора часа, но вся запятая в том, что среди всякого непотребного буржуазного барахла личного, так сказать, пользования, находится и общественно значимый пакет документов, переданных американским министром для своего совегского коллеги, товарища Н! И когда я спрашивал о том, что делать с отставшим багажом, то именно этот пакет я и имел в виду среди всяких других бесполезных чемоданов.

Собеседник, который, разумеется, стоявшей у их ног коробки видеть не мог, а поверить Игорю хотя бы из чувства самосохранения был просто обязан, снова онемел. На этот раз, однако, то была не немота возмущения, а молчание высокой трагедии! Где уж тут было подумать, с чего бы через них стали передавать что-то действительно важное! Работала обычная тогда магия имени - не важно что, а важно - кому! Игорю даже показалось, что он слышит, как тот хватает воздух внезапно пересохшим ртом. Но, в конце концов, разве не он был начальством? Теперь уже ему надо было думать, что делать с их вещами, и, даже, перед кем и как объясняться в случае осложнений - проинформировали-то его вовремя! Так что в его лице им на выручку или, точнее, на выручку их личного багажа готовилось придти Государство... Правда, первая его реакция, когда он снова смог заговорить, была с явным обвинительным уклоном.

- Да как вы смели, - прошипел он, - отдать такой пакет в багаж! (Клюнуло! - ликовал Игорь). Вы обязаны были сдать туда всю свою поганую ручную кладь и, в первую очередь, следить за сохранностью именно этих документов!

В обшем, расстрелять их прямо у каменной стены монреальского аэропорта, и то мало! Но и на это у Игоря уже был готов ответ.

- Вы совершенно правы, и именно так мы и пытались сделать, но вы не хуже меня знаете, что на всех инструктажах перед выездом за границу, а особенно в Штаты, нам тысячу раз повторяют, что никакие нарушения местных правил недопустимы, и лучше работу не сделать, чем попасгься на какую-нибудь провокацию. Разве не так?

- Так, - обреченно подтвердил голос в телефоне.

- Ну вот, - неумолимо продолжал Игорь, - от нас в категорической форме и потребовали сдать коробку в багаж. Она ни по каким размерам не проходила. Наверное, документов очень много! Что нам было делать? Вскрывать официально запечатанную коробку и рассовывать правительственные документы по карманам? Так нечего на нас зря шуметь (тут он придал голосу некоторую обиженносгь с элементом строгости), давайте лучше вместе подумаем, как из этого выкрутиться можно.

Кругом было шестнадцать. Голос сдался на милость победителя.

- Хорошо, - смиренно произнес он, - как вы сказали, ваше имя-отчество? Игорь повторил.

- Да, так вы от телефона далеко не уходите и перезвоните мне минут через пятнадцать, а я прикину, что можно сделать.

Игорь положил трубку и пересказал напарнику разговор. Побелевший, было, от ужаса перед его наглой и опасной ложью, он стал оживать и смотрел на Игори с проснувшейся надеждой. Жизнь начинала слегка улыбаться.

Через пятнадцать минут Игорь перезвонил. Голос откликнулся немедленно. На этот раз он звучал так, как пложено руководящему советскому голосу - решительно и делово.

- Так, слушайте внимательно. Я проверил все расписания. Наш самолет я долго задерживать не смогу (надо же - а только что за саму мысль о задержке готов был их живьем сожрать!). Поэтому будем действовать так. Вы дожидайтесь багажа - самолет будет вовремя. Сразу хватайте чемоданы и бегом (видел бы он их чемоданы - ни о каком беге и речи бы не было!) на выход. В автобус не садитесь. Я уже заказал с разрешения посольства лимузин (со всеми успел переговорить мужик, учитывая важность проблемы - такую бы энергию... да уж ладно...). Шофер будет вас ждать на ступеньках - увидите, в руках у него будет табличка с вашими именами. Ондоставляет вас сюда. Я говорил с шофером - будет гнать на предельной скорости. Я вас встречаю у входа в аэропорт. Таможня вас смотреть не будет (а когда это канадская или американская таможня вообще смотрели - да им плевать глубоко!). Зарегистрирую я вас прямо сейчас – вы мне в конце разговора дайте номера ваших билетов и паспортные данные. Так что прямо от лимузина бегом на посадку. Если все будет нормально стыковаться, то должны успеть. Багаж погрузим прямо в самолет - там будет ждать наш работник. Коробку с почтой для вашего директора я разрешаю вам взять в салон (а где они ее везли, а?). Там для нее найдут безопасное место (а какая опасность может грозить картонке с фотографиями, да еще на борту родного советского самолета?). Все, диктуйте номера билетов и паспортов и действуйте, как договорились.

Дальше пошло по плану. Находясь под спасительной сенью якобы потерянной обсургученной коробки с фотографиями (документами!), они стали ложилаться прилета своего барахла. Дождались. Их чемоданы появились на транспортерной ленте в самом конце - разумеется, отставший багаж с предыдущего рейса загрузили в первую очередь, так что теперь ему пришлось увидеть белый свет последним. Все, естественно, было цело и невредимо. Согнувшись под грузом, они проследовали мимо безразличных таможенников к выходу для транзитников и увидели на ступеньках прямо перед дверью, из которой они появились, крупкого смуглого парня в красивой униформе, который держал в руках аккуратную табличку с почти правильно написанным именем Игоря. Сзади него стояла огромная черная машина. Мило друг другу улыбнулись, проследовали к багажнику, а потом к предупредительно распахнутой дверце и вошли в салон, почти не пригибаясь. Не успели они толком утонуть в прохладных кожаных креслах-сиденьях, как машина уже мчала их (и коробку!) к самолету домой.

- Спецтранспорт - он и в Африке, то есть, в Канаде, спецтранспорт, и зря мы уж так обижаемся на беспардонные отечественные членовозы, - умиротворенно думал Игорь, следя как безоглядно подрезает их огромный лимузин другие машины и как лихо он пролетает перекрестки под такой желтый, который уже даже и не желтый, а, скорее, красный.

VI

Хотя им и говорили, что дорога от одного аэропорта до другого автобусом занимает больше часа, но канадский водила домчал свой танк, куда надо, минут за сорок, так что, когда они прибыли к месту назначения, то до отлета московского рейса оставалось еще чуть не полчаса - прорва времени при всех их приключениях. У входа стоил и ждал кого-то всего один здоровенный мужик в темном официальном костюме и при галстуке. По тому, как ринулся он к едва успевшему остановиться лимузину, они сразу и поняли, что это и есть материализовавшийся голос из телефонной трубки. На бегу он громогласно выкликал как пароль игоревы имя-отчество, а они и ответ радостно махали руками, как киношные полярники на киношной же льдине родному самолету со звездами на серых крыльях. Такая вот радостная была встреча друзей.

- Машина оплачена, - деловито сказал он, с заметным отвращением покосившись на джинсы и кроссовки, натянутые на их обамериканенные тела (кто таким вообще что-то доверить мог?), - так что бегом на контроль - третья стойка!

- Извините, но у нас тут маленькая проблема с перевесом, - совершенно несвоевременно решил вдруг вступить в разговор напарник Игоря. Игорь стремительно пнул его ногой, чтобы заткнулся и не спугнул. Но, к счастью, аэрофлотовцу было не до их лепета. Он мгновенно вытащил из предупредительно открытого багажника два самых больших чемодана и, взяв по одному в каждую руку, действительно бегом побежал к стеклянному входу. Они остолбенели - в общем-то, они оба были ребята вполне крепкие, но о такой грузоподъемности им и мечтать не приходилось. Вот такие невиданные резервы организма вызывает к жизни экстремальное чувство ответственности перед вышестоящими товарищами! Впрочем, тут было не до размышлений и обобщений.

Схватив остатки багажа (и коробку!) и еле успев поблагодарить лихого водителя, они ринулись догонять своего благодетеля. Это удалось им не вполне, и, когда они дотопали до заветной третьей стойки, то он, похоже, уже целый час стоял там с чемоданами и громко кричал в их направлении: "Паспорта! Паспорта готовьте!".

Паспорта были извлечены со скоростью ковбойских кольтов, и с такой же скоростью в них были проставлены потребные штамиики. Похватав багаж, они рванули к выходу на поле. В те годы даже в Канаде подвесные коридоры прямо к двери самолета подавали еще не везде и не всегда, поэтому сначала их ждал автобус. Они, чемоданы - так, кстати, и не взвешенные! - и коробка мгновенно были внутри, и автобус двинулся к самолету. Их опекун, склонившись над плечом водителя, смотрел на темное поле с видом пиратского капитана перед абордажем. Ехать было две минуты. Они вывалились из автобуса со своей кучей багажа, который (но не коробка - ее схватил сам аэрофлотовец, чтобы они по дурости опять не сунули бы ее куда-нибудь не туда) был мгновенно подхвачен двумя стоявшими у самолета парнями и тут же влетел в очередную черную дыру, на этот раз - открытого багажного люка. Они уже поднимались по трапу. Все происходило в абсолютном молчании. Еще через минуту они уже были в салоне. До обозначенного в билетах времени отлета оставалось пять минут! Игоря тронул за плечо аэрофлотовец.

- Коробку я у экипажа пристрою. Спокойнее будет. В Москве вам ее отдадут.

С этими словами он повернулся и куда-то пошел. Игорь решил, что эпопея закончилась и двинулся вглубь салона, чтобы выбрать места поудобнее - в билетах они не обозначались, поскольку летало тогда по этому маршруту народу немного, и с местами проблем не было. Однако, человек располагает... Первое "здравствуй" Родины пришло к ним с криком мордатой стюардессы, перегораживавшей проход где-то на уровне десятого ряда:

- Дальше не ходить! Нельзя! Занимайте свободные места! Садитесь по трое! Так надо для центровки!

Разумеется, двух мест рядом на плотно упакованных рядах уже не было. Разбалованный лимузином и заботой аэрофлотовского начальника, Игорь забылся и начал взывать к разуму кубической барышни:

- Послушайте! Двух мест рядом уже нигде нет, а нам с коллегой хотелось бы сидеть вместе. Тем более, что лететь десять часов. А нам есть о чем поговорить. Давайте мы на следующем свободном ряду сядем.

Барышня задохнулась злобой:

- Ты чего это меня поучать вздумал? Сядешь, как сказала. Приказ командира. Дома наговоритесь.

Все еще отравленный разнузданным духом Запада, теперь уже опрометчиво вскипел Игорь:

- Во-первых, с чего вдруг вы мне тыкаете? А во-вторых, не считайте меня за дурака - что я, не понимаю, зачем вы так людей усаживаете? Вам просто лень еду по всему салону разносить. Все полегче стараетесь. И не пудрите мне мозги вашей центровкой и командирскими приказами. Где нам удобно, там и сядем! Пустите!

Это прозвучало сильно. Куб чуть растерялся и слегка сдвинулся. Но тут же спохватился, и дальше пошло привычное:

- Умнее всех, да? Так вот я в Москве, куда надо сообщу как вы тут (все-таки, "вы", хотя, может быть, она просто имела в виду сразу их обоих, и два отдельных "ты" в русскоязычной сумме стали почти приличным "вы") правила нарушаете. Управа найдегся!

VII

Неизвестно, чем бы закончилось это столкновение, но ситуацию разрядил появившийся, словно Бог из машины, аэрофлотовец, который, как оказалось, никуда пока не уходил, и последнего "прости" еще сказано не было.

- Где же вы, - окликнул он Игоря, - мы вам уже в первом классе стол накрыли, а вы все не идете и не идете?

- О, спасибо, - не растерялся Игорь, - как-то от всей этой нервотрепки голова кругом, забыл в какую сторону идти. Но ничего, нас и здесь любезно встретили.

Последнюю часть фразы он нарочито отчетливо проговорил, глядя в упор недобрым взглядом на остолбеневшую кубическую девушку. Ее и без того бесформенное лицо прямо-таки стекло побелевшей от ужаса массой куда-то под черный форменный галстук. В остановившихся глазах без труда можно было прочитать незатейливую мысль:

- Господи, да я же облаяла какого-то приятеля самого генерального представителя! Не видать мне больше загранок! Хана!

Но Игорю было не до ее переживаний. Они развернулись в проходе и проследовали в первый класс, где приобщившийся посредством их коробки к важным правительственным делам аэрофлотовец постарался не ударить лицом в грязь и распорядился накрыть вполне приличный застойный стол - хлеб, колбаса, икра, лимоны и коньяк. Самолет уже явно отставал со взлетом, но он покинул их не раньше, чем выпил хорошую рюмку коньяка за их счастливое путешествие и три раза повторил, где именно находится заветная коробка и у кого им надо ее получить по прибытии в Москву. Уже почти уходя, он, все же, не сдержался и, вроде бы, в шутку, но на самом деле еще как всерьез спросил:

- Вы уж там дома не забудьте начальству своему сказать, как мы тут его почту выручали. Аж самолет задержали!

- Не сомневайтесь, - заверил Игорь. И тот исчез навсегда.

Но и это был еще не конец приключения. Самолет уже выруливал на взлет, а они с напарником, победительно глядя друг на друга, разливали по второй, когда Игорь почувствовал некое легкое поглаживание в районе правого предплечья. Он обернулся и увидел почтительно приникшее к его рукаву и принявшее совершенно умильно выражение лицо скандальной стюардессы, о которой Игорь уже успел позабыть. Она шла ва банк. Ва банк ее был прямолинеен и прост, как правда. Безо всяких вступлений и извинений она негромко проворковала:

- У меня тут, кстати, от предыдущего рейса упаковочка пива баночного осталась и такая же коробочка Кока-Колы. Я к посадке ее вам заверну, ладно? Себя побалуете и детишек, а?

Хотя позывы и были, но Игорь решил ограничиться моральной победой.

- Забудьте об этом, - свеликодушничал он, - я вижу, что вы умеете улыбаться и разговаривать нежным голосом. Этого мне вполне достаточно.

Мир был заключен. Она облегченно удалилась. Они же принялись наслаждаться перелетом по высшему разряду. Больше до самой Москвы никаких приключений не было. Да и выгрузка в Москве прошла почти гладко, если не считать того, что из чемодана игорева спутника (который его совета не послушал и не положил поверх всех вещей чего-нибудь большого вроде пальто) шустрые шереметьевские разгрузчики вытащили все, до чего их тренированные пальцы смогли дотянутъсн через щель между двумя замками. Он, было, огорчился, по вспомнил, с чем уже прощался мысленно всего десять часов тому назад, и успокоился.

Да, заветную коробку им, разумеется, почтительно вручили, и уже на следующий день Игорь лично, а не через секретаршу, отнес ее Боссу, чтобы иметь возможность кратко рассказать, что эти драгоценные фотографии были по вине чужеземной авиакомпании почти утеряны (своим багажом, как и другими всамделишными деталями их перелета Игорь высокого внимания не занимал), но благодаря самоотверженной помощи советского аэрофлотовского представителя спасены и вот доставлены по назначению. К рассказу Игорь приложил предусмотрительно выданную ему карточку монреальского аэрофлотовца.

Через несколько недель Генеральный, случайно столкнувшись с Игорем в коридоре, остановился, чего-то повспоминал и, наконец, сказал:

- А! Вот - я в Канаду летал. Тому парню, что мою посылку выручил, спасибо сказал. Он меня встречал там и провожал. Доволен был, что я вспомнил. Тебе привет передает.

Редкий случай, когда все остались довольны.

продолжение следует

Copyright © Владимир Торчилин 

Комментарии

Добавить изображение