ОВЦА В ВОЛЧЬЕЙ ШКУРЕ

20-04-2005

Надежда КожевниковаКак–то мне предстояло путешествие с длительным перелётом, я–то и коротких не люблю, а тут много часов над океанской бездной – представить только, уже начинало мутить. Приятель, знающий мои страхи, принёс книжку в вопиюще пёстрой, не внушающей доверия обложке, сказав: откроешь – не оторвёшься. Это что, детектив?– я спросила. Он ответил: это – жизнь.

И оказался прав. С момента взлёта и до посадки, ни разу не взглянув в иллюминатор, забыв при падении в воздушные ямы вскрикивать, я от книжки не отрывалась, последние страницы дочитывала уже у таможенного контроля.

Называлась она “Бандиты в белых воротничках” с подзаголовком, “Как разворовывали Россию”, издательство ЭКСМО, 1999 год. Автор, А.Максимов, на изысканность стиля не претендуя, сдержанно, подчеркнуто бесстрастно, исследовал механизм афёр, связанных с приватизацией государственной собственности. Речь шла не о ворах в законе, не о киллерах–“отморозках”, а об очень приличной публике, что называется, уважаемых членах общества, да просто о его верхушке. Докторах наук, академиках, дипломатах, высокопоставленных чиновниках, а так же о знаменитостях в иных, литературно–артистических сферах.

Меня увлекла не только сама по себе тема – к концу девяностых она стала отнюдь не нова а то, что среди списка обретших уже оперное звучание фамилий – Гайдар, Чубайс, Кох и прочие того же ряда – обнаружила своих личных знакомых, вхожих в наш дом. Батеньки–светы, вона чего оказывается! Коттеджи, купленные за бесценок, дармовые поездки с семьёй в экзотические страны, ну и всякого рода ублажения, одолжения получались, принимались людьми, с которыми я общалась, ни о чем подобном не подозревая..

Хотя с какой стати я негодую? Ну выпал им шанс, обстоятельства так вот сложились, а человек, как известно, слаб, падок на соблазны. Правда, к такой мысли я пришла, прочитав недавно другую книгу, по жанру совершенно отличную от “Бандитов в белых воротничках”, написанную с блеском, с юмором. Рекомендую всем. Она называется “Здесь было НТВ”, автор Виктор Шендерович, издательство “Захаров”.

Я не видела знаменитых телепередач Шендеровича на экране, “Куклы”, “Итого”, потому что, когда они появились, меня уже не было в России, но обаянием его личности текст книжки насыщен. Помимо таланта, трезвости мышления, видно, зримо, что автор совестлив, честен, не пуглив. Без деклараций, без показухи, а органично, генетически. Но, как мне кажется, самое главное, книжка эта, небольшая по объёму, даёт ясное представление как изменились страна и люди за последние десять лет.

Уже в начале своего повествования Шендерович дал картинку – метафору: из окна своего дома он, автор, видит мусорные контейнеры, возле которых “всегда можно обнаружить нескольких российских граждан, ищущих, чего бы одеть или поесть. Это, как правило, абсолютно честные люди. И уж точно не бизнесмены.” Далее: “Всякий же, кто отойдя от этого контейнера, вступил хоть в какие–то рыночные отношения в сегодняшней Российской Федерации – заведомо является преступником.”

Вот так. Без иллюзий. Соответственно воспринимается и Гусинский, создатель “Медиа–моста и “НТВ”. Шендерович признаёт, что Гусинский “не ангел”. Уж да! Вместе с тем, на фоне других олигархов, преследованиям властей не подвергшихся, выглядит привлекательнее, достойнее. А на другом фоне? Или такового больше нет? Куда же он делся?

Шендерович пишет: “К людям, исповедующим коммунистические идеалы, я отношусь с уважением и симпатией, замешенной на ностальгии. Коммунистом был мой дед, добровольцем пошедший на фронт и погибший под Ленинградом в ноябре сорок первого; коммунисткой была бабушка, нищенствующая с тремя детьми после ареста мужа. Они верили, что мир можно в короткий срок изменить к лучшему, они были чувствительны к несправедливости. Они в жизни не взяли чужой копейки, да и своих за жизнь им перепало не особенно А сытые обкомовские дяди, в процессе раздела имущества условно разделившиеся на коммунистов” и “демократов” – ничего, кроме брезгливости, у нормального человека вызвать не могут.”

А вот еще цитата: “… коварство приватизации по–русски состояло в следующем. Общество наивно полагало, что отцы–реформаторы хотят разделить всё на всех. В действительности же они с самого начала решил
и разделить кое–что среди кое–кого. Так, чтобы ни населению, ни тем более госказне ничего не досталось.”
Как, стыкуется? Между тем это уже не из “Здесь было НТВ”, а из “Бандитов в белых воротничках”. Точки соприкосновения у столь разных авторов, как В.Шендерович и А.Максимов подтверждают, что ими написанное не домыслы, не догадки, а явь. Но чтобы она проступила в российской действительности вот с такой чёткостью понадобилось время.

Вернёмся к началу девяностых. К их эйфории. Ну у кого тогда не кружилась голова? У меня тем более, при ослабленном девятилетним отсутствием в стране иммунитете. Вынуждена об этом напоминать, так как всё же не врождённой дефективностью вызвана была моя дурацкая, как сейчас понимаю, решимость бросаться на ветряные мельницы, с шашкой, картонной, наголо.

Итак, девяносто второй год. На его излёте, в конце декабря, как новогодний подарок, мне в руки, ну, скажем, случайно попал документ – копия договора о совместной деятельности, в те, еще с флёром приличий, времена, весьма впечатляющий. Согласно этому договору Российская государственная телерадиовещательная компания “Останкино, в лице Генерального директора по международным связям, на тот момент вновь ставшего зампредом, В.Лазуткина, директора Телерадиофонда Ю.Корнилова, предоставила исключительные права на использования всего архива звуко–видео записей американской корпорации U.S.S.U. Arts Group, Inc. Договор был подписан 22 января 1992 года, но скромно замалчивался. Слухи о нём просочились, но не с нашей, а с американской стороны: Тристан Дел, председатель U.S.S.U. Arts Group, Inc. не смог сдержать удовлетворения проведённой операцией, и о его ликовании сообщила газета “Лос Анджелес Таймс”. Газетная вырезка прилагалась к копии договора.

Думаю, все знают, но всё же хочу напомнить, что архив Гостелерадио – сокровищница, собираемая более полувека. Сотни тысяч фонограмм, документальных съёмок выступлений выдающихся артистов разных поколений. Для российской культуры – Алмазный фонд. И вот, соответственно договору, выходило, что доступ к нему получить можно будет только обращаясь за океан, к Тристану Делу и Сиднею Шарпу. Абсолютные права на распоряжение архивом американской корпорация предоставлялись на семь лет. Кроме того она имела право выдачи лицензии третьим сторонам, и тут срок не оговаривался: навсегда что ли?

Конечно, в сопоставлении с тем, что в дальнейшем произошло, и в каких масштабах, какие капиталы утекли и продолжают утекать из страны, всего–то архив, всего–то звукозаписей – пустяк, мелочь. Но тогда, при начальных, боязливых этапах “прихватизации”, такая “мелочь”, обнаружившись, воспринималась иначе, вызывала другую реакцию. Журналистское, как это называлось, расследование еще не превратилось в пустой звук. Как и общественное мнение, и такие понятия как репутация, долг, честь.

Ну теперь бы я не ввязалась в такую историю, не стала бы ворошить муравейник, раздувать кадило, ввязывать столько людей, да никто бы и не откликнулся. И редактор газеты, где тогда работала, вряд ли сказал бы: как напишешь, сразу ставим в номер, успеешь ко второму января? А было тридцатое декабря.

Смешно, нелепо как тогда встретила Новый, 1993 год. Дом полон гостей, а я, только отзвучали куранты, засучила ногой в нетерпении когда же они уйдут, не в силах сдержать позывы засесть за компьютер. Но никто на мои судороги внимания не обращал, пока всё не съели, не выпили, не оттанцевали, и лишь на рассвете, когда за последним из гостей закрылась дверь, наконец получила возможность удовлетворить свою страсть. Ну не дура ли?

А прежде, вместо того чтобы, как приличествовало хозяйке, стоять у плиты, висела на телефоне, обзванивая десятки людей. Музыкантов, звёзд, виртуозов, многих из которых знала еще со школы, Центральной музыкальной при консерватории, о других писала, так что врывалась по их домашних номерам нельзя сказать что с улицы. О договоре, мною нарытом, никто из них не знал. Не знал и тогдашний, на момент его подписания, глава “Останкино” Е.Яковлев. Не оповестили зампреда, курирующего радиофонд, А.Тупикина. В полном неведении был и директор Государственного Дома радиозаписей И.Леонов. И редактор студии развлекательных программ “Останкино” В.Куржиямский.

Кстати – ох, ну вовсе не кстати! – когда меня, разнуздавшуюся разоблачительницу, пригласили, то бишь вызвали на “ковёр” к зампреду Лазуткину, и я ожидала аудиенции в предбаннике его огромн

ого, начальственного кабинета, вдруг забегали секретарши. Выяснилось, что Куржиямский, при нашей беседе обещавший присутствовать, не придёт. Никогда и вообще никуда. Я с ним условилась об этой встрече накануне, в 8.30 утра, 26 января. Но угораздило его выйти прогуляться с собачкой, и в подъезде собственного дома он был убит. Такой вот звоночек. Черед Листьева еще не настал. И я, балда, не увязала никак свою расследовательскую прыть и вот эту смерть. Казалось, ну совпадение. Ой, ли?

Короче, увы, без Куржиямского, в кабинете Лазуткина со стороны “Останкино” присутствовали он сам, Анатолий Андрианов, Юрий Корнилов, юрист Виктор Жарков, хотя уже не как сотрудник, недавний, “Останкино”, а представляющий интересы американской корпорации, работающий у Тристана Дела, еще какие–то дамы с блокнотами. А с другой, как единственный оппонент, вот я. Выложив перед собой диктофон, задавала вопросы, полагая, что ну очень каверзные. Типа того, что в своё время, когда Гостелерадио попыталось купить у компании Си Би Эс кассету с концертом Гилельса, те такую сумму заломили, что пришлось отступиться. А теперь свой же, то есть государственный, фонд отдают скопом, как валовый продукт. Всего Гилельса, Когана, Рихтера, Ойстраха, – 800 часов звучания – уже передали американской стороне. И какой же должен быть куш, если, к примеру, минута звучания в эфире пианиста Николая Петрова расценивается на телевидении (тогда, по тогдашним, на 1993 год ценам) в 25 тысяч рублей, – столько было запрошено для готовящейся о нём телепередаче. Ну и дальше, в том же роде, ликуя, что припираю останкинское начальство к стенке.

А теперь вот всплывает цепкий, изучающий взгляд Валентина Валентиновича Лазуткина. Он – не Гусинский, но смышлёность, деловую хватку тоже выказал вполне. Нынче владеет акциями телекомпании в очень весомой, серьёзной доле. А другой зампред, А.Тупикин, мой единомышленник, соратник по борьбе, существует на пенсионное пособие. Знаю, звонила ему уже из Штатов, услышав сказанное им в сердцах: я старый дурак! А я?

Впрочем, какая могла быть у меня дилемма? Получить взятку и заткнуться? О, тут нюансы. Взятку не всякому дают. И у дающего, и у берущего сработать должно тончайшее чутьё, при чём взаимно. Мне – не предложили. Лазуткин, думаю, не просто так меня изучал, а оценивал, прикидывал на сколько, на какую сумму тяну. И решил: бесполезно, нет смысла. Пожалуй, был прав. С облегчением улыбнулся. Пожал мою честную руку и из кабинета выпроводил. Чутье, – он был из комсомольцев, так начинал карьеру, – не подвело. Как и Тристана Дела, американского гражданина, но с нашими, российскими корнями.

С ним я встретилась в гостинице “ Президент–отель”, бывшей партийно–номенклатурной “Октябрьской”, где он снимал апартаменты. Объяснял, что понятия чести для него превыше любой материальной выгоды. Так он воспитан, такой у него менталитет. Изначально, еще до заключения договора имел намерения учитывать, права исполнителей, в соответствии с международной практикой. Но почему же об этом ни полслова в подписанном им документе? Обиделся, разволновался. Да как я могу, в чем его, благороднейшего, подозреваю?! Он ведь и фонд в помощь молодым дарованиям задумал, и наследниками умерших музыкантов озабочен. А прежде всего для него важна культурная, эстетическая перспектива данной акции. Западный мир получит широкое, как никогда, представление о русской исполнительской школе, узнает имена, прежде известные лишь узкому кругу специалистов. Это будет антология, называющаяся “Золотые сокровища”. Золотые, при конвертации в доллары? Охотно верю. Общение с Делом происходило уже при двух включенных диктофонах, у него свой, у меня свой. На прощание улыбкой меня одарил очень похожей на лазуткинскую. Интересно, теперь интересно, что они оба про меня думали? Хотя догадываюсь. Впрямую высказался редактор газеты, когда я ему принесла очередной, на ту же тему, материал

Прочёл и взглянул на меня светлым взором гэбэшника средней руки, перечеркнувшего своё прошлое после первого путча. “Ну и какая тут твоя доля?” – услышала. Следовало так же прямо, чистосердечно и ответить. А я, как он понял, слукавила, изобразив очумелость. “Повторяю вопрос, – сказал уже с раздражением. – Ведь не хочешь же ты меня уверить, что стараешься только для публикации вот этих страничек ?” И бросил мне текст через стол.

Выскочила, как ошпаренная, из его кабинета. Текст опубликовал Третьяков в “Независимой газете”. Грустно, но ведь на самом–то деле независимым в тех обстоятельствах не был никто. Разве что те, у мусорных контейнеров, на которых из окна смотрел Виктор Шендерович.

Вот так всё закольцевалось. И думаю, что моё место на родине уготовано было именно там, вот рядом с такими, “не бизнесменами”, по выражению того же Шендеровича. Или… Но картонная шашка сломалась бы точно, знаю наверняка.

Комментарии

Добавить изображение