ПОПОВСКАЯ ВОЙНА

Размышления по поводу откровений Гавриила Попова в его книжке “Война и правда”

Как я уже писал во врезке к публикации извлечений к недавно вышедшей книжки Попова Война и правда”, издана она в маленьком американском издательстве Liberty “русского Ильи Левкова. Русского в кавычках не по национальному признаку, а по месту проживания и деятельности – это все тот же Брайтон-Бич. И рассчитана она была именно на местную аудиторию. Но местная аудитория книжку отругала. Не совсем за то, что надо. Ну да, ладно.

А ведь книга и впрямь плохая. Доказательству этого тезиса и будет посвящена нижеследующая работа.

Зададим простой вопрос:

В России сейчас (уже давно, с перестройки) печатают все. Почему же ни одно издательство не приняло творение в общем-то известного человека, бывшего первого мэра Москвы, профессора экономики, главного редактора журнала "Вопросы экономики" (1988-90 гг.); одного из сопредседателя Движения демократических реформ (1991-92 гг.), одного из учредителей Межрегиональной депутатской группы и пр. и пр., а ныне - председателя Всероссийского (в прошлом Всесоюзного) общества советских греков, завкафедрой экономики МГУ, президента Вольного экономического общества России, вдобавок, ректора не менее вольного Международного университета?

Да потому, что плохо написана. Просто по стилю, по языку. Но это как раз не так важно (в прошлом номере я выбирал куски из Попова, написанные получше). А важно то, что она вся, вернее, все ее самые “принципиальные” положения построены на диком вранье. Даже поразительно, как это может себе позволить автор, который претендует на научность, объективность, на политическую неангажированность. Я имею ввиду не его идеологические заявки, а именно фактическую сторону дела.

А, кстати, сказать, какая у Попова в его последнем творении идеологическая заявка?

О! Заявка по большому счету. У вас, говорит всем своим текстом Попов, осталась единственная неоспоримая дата, от всей советской истории остался единственный общепризнанный праздник – День Победы, 9 мая. Я вам докажу, что ни хрена у вас нет. Никакой это не праздник. Это – день поражения. Вы сражались за Сталина, а он захватывал Европу ради своих империалистических целей, ради насаждения в оккупированных странах своего тоталитарного социализма. Так что ничего советская армия не освобождала, а, напротив, всех закабаляла. Совершая при этом отвратительные насилия над немецкими женщинами и грабя окрестные народы. Советская Армия оказалась гораздо хуже германского Вермахта. У тех была высокая культура, а эти – дикие азиатские орды и грубые сибирские варвары.

"Русская армия, - пишет Попов, - за свою историю не раз и не два вступала в страны Европы. Но почему только в эту войну — с начала 1945 года — среди одетых в шинели русских людей оказались чуть ли не толпы грабителей, мародеров, насильников?"

Так какой же это праздник ваш “День Победы”? День позора это, а не праздник. Даже позорища. Стыдобища.

Монотонным рефреном через всю книжку проходит призыв к нынешним руководителям России сказать правду о Великой Отечественной войне. Каждую главку Попов заканчивает призывом рассказать правду – и покаяться.

В первую очередь, за так называемый “День Победы”. Который на самом деле есть день и олицетворение жутких преступлений сталинизма. Вот эти речитативы:

• “я бы хотел наконец услышать от наших лидеров в их докладах о юбилее Победы вывод о полной катастрофе социализма не в 1991, а за десять дней 1941 года”.
• “надо говорить о личной вине Сталина и перед обманутым русским народом… Если бы к политике относились юридические категории, то можно было бы говорить о преступлении Сталина во второй половине 1944 года”.
• “Я хотел бы услышать в дни юбилея Победы правду: репарации предназначались для быстрейшей подготовки СССР к новой войне”.
• Правду о грабеже немецкой культуры я тоже хотел бы услышать”.
• “Я хочу надеяться, что наши лидеры по случаю дня победы скажут правду: коммунистически режим Сталина собирался первым напасть на Германию”

Как легко видеть – это идея Суворова (точнее - Гитлера-Геббельса). Из передачи на "Свободе":

Владимир Тольц: Как вы, Гавриил Харитонович, относитесь к сочинениям Виктора Суворова?
Гавриил Попов: Я думаю, что в главном Сувор
ов прав.
(http://www.svoboda.org/programs/pr/2005/pr.041405.asp)

• “Сталин в 1944 году обманул уже весь русский народ, использовав его беззаветную войну за спасение себя как нации для сохранения социализма в СССР им навязывания социализма другим странам и народам”.
• “Об упущенном шансе человечества ускорить переход к постиндустриализму, о зловещей, а во многом и решающей роли … именно Сталина нельзя не вспомнить, об этом нельзя не сказать на юбилее Победы”.
• Ну и еще отдельно: покаяться за ограбления, за изнасилования, за порабощение, за оккупацию….

“Я жду от власти покаяния”, – это именно лейтмотив Попова. Какой-то Осирис на древнеегипетском судилище.

И вот тут его хочется толкнуть в грудь и спросить у предводителя бывшего Всесоюзного общества советских греков голосом Шуры Балаганова: а ты кто такой?

Ну, как - кто? Выше уже назывались его регалии. Однако тех регалий маловато для такой позы обличителя и сокрушителя легендарной Красной Армии.

Ибо Попов на самом деле Демократ. Вот такой, самый наиглавнейший, с большой буквы.

Берем его книгу “Снова в оппозиции” (М., 1994) и читаем то, что он вынес на суперобложку:

“Я не выдержал экзамена на пост мэра, но я выдержал гораздо более важное испытание — на то, чтобы сохранить имя российского демократа. Раз уж так получилось, что для сдачи экзамена на демократа надо было отказаться от поста мэра,- я нашел в себе силы это сделать. Я не состоялся как мэр. Но я состоялся как Демократ”.

Это любопытно. Интересно, в чем же заключается вот это: “Я не выдержал экзамена на пост мэра”? Что за экзамен такой?

Напрасно мы искали бы ответ на всех 444 страницах текста этой заунывной книги. Чтобы вы уловили стиль, приведу из главы “Отставка” какие-то абзацы, которые, казалось бы, должны давать искомое. Но – не дают.

"Как мэр, подчиненный правительству, я обязан выполнять его указания. Но как мэр, избранный москвичами, я обязан выполнять ту программу, за которую меня избрали. Сложность положения состояла в том, что мои возражения по модели российских реформ изображались как поиск выгод для Москвы.Сложность моего положения была и в том, что все время пребывания в Москве — и в качестве председателя Моссовета, и в качестве мэра — я требовал для себя дополнительных полномочий.Я просил их, когда утверждали положение о мэре. И потом — когда меня избрали. И когда состоялся путч.И хотя каждый раз мне эти полномочия давали, но это все больше обостряло отношения и с Верховным Советом, и с правительством, и с Моссоветом.

Но теперь за прежним вопросом о полномочиях стоит совершенно другая проблема. Тогда у меня был весомый довод: вы со мной согласны, но сами еще не готовы действовать, поэтому разрешите действовать мне. Возразить мне было трудно: почему бы не прийти на час раньше туда, куда идут все? А теперь, когда они вдут иным путем, ситуация изменилась. Теперь все видят: я прошу разрешения идти не только впереди, но и иначе, по-другому. Я бы тоже подумал: стоит ли разрешить вообще идти в таком случае. Страна только что вступила на путь реформ. Полна надежд и ожиданий. Готова к жертвам. Я вижу другой, более подходящий путь. Но это я его вижу, а большинство, скорее всего, не видит”.

Этот текст (который тянется на 44 страницах (!!!)) - есть “что-то особенного”. Примерно как у Черномырдина, только гораздо хуже. У того была первозданная сочность и афористичность, здесь же – только набор слов.

Но все таки, отчего первый мэр ушел? В чем разгадка тайны? Да есть она, эта разгадка. Его ушли. Как ни питал к нему расположение Ельцин, но предложил “идти другим путем”.

Попов, будучи мэром, взял в аренду… Впрочем, лучше я приведу слова Анатолия Баранова, пресс-секретаря Моссовета, кои он писал по свежим следам событий в 1992 году

“Одним из самых показательных был проект "КНИТ-Калужская застава", по которому город передавал в аренду на 50 лет Нескучный сад и прилегающие территории за... 99 долларов США некоему советско-французскому предприятию. Под какую-то невразумительную застройку, якобы чрезвычайно выгодную городу. Причем тогдашний мэр, популярный профессор-экономист Гавриил Попов уверял и горожан, и особенно депутатов Моссовета, что имеет место обычная, принятай в цивилизованном мире практика. Но на самом деле эта практика имела место только в России. В кулуарах Моссовета ходили слухи о фантастических "откатах", которые получили столич

ные чиновники за лоббирование проекта "КНИТ-Калужская застава", я сам как пресс-секретарь Моссовета писал разгромные статьи в "Московской правде" и других столичных газетах. Но пока не появилась статья во французском еженедельнике "Эвенман дю Жеди", а затем в Москву с лекцией для депутатов Моссовета приехал Кен Ливингстон, теперешний мэр Лондона, а тогда депутат британского парламента, и не заявил, что в любой цивилизованной стране авторы такого проекта (он назвал имя Г. Попова) сидели бы в тюрьме, проекты еще пытались протолкнуть”.

Вот только когда западная общественность поразилась финансовым подвигам лучшего Демократа мира и скандал приобрел международный размах, только тогда предводитель советских греков и мэр Москвы ушел в отставку.

До этого он прославился своим предложением узаконить взятки чиновников, то есть получать их в виде легальных "процентов за оказанную услугу". Ведь тогда и проект "КНИТ-Калужская застава” можно было бы пустить по статье о законном взятии своего “за содействие и расторопность” для организации “совместных бизнесов с иностранцами”.

Я уж опущу историю того, как он стал мэром (с помощью взятия в вице-мэры Лужкова) , как он действовал в качестве президента ассоциации молодых руководителей предприятий, так называемых центров научно-технического творчества молодежи – этого рассадника пронырливых комсомольцев, с которых началось разграбление страны, в одном из которых сделал первоначальный капитал Ходорковский. А уж какой потом капитал! Даже теперь, после приговора, у этого ограбленного сироты все еще остается личных средств на 2 миллиарда долларов.

Мэр Москвы - это пик успеха Попова. И политического, и финансового. Пытался он организовать оппозиционную партию РДДР (российское демократическое движение реформ), в течение 1993 года неоднократно пытался от имени РДДР вступать в союзы с различными политическими лидерами от Гайдара до Затулина, но никто на стал с ним связываться. Уж слишком ясно было, что это за реформатор такой.

И вот тогда Попов решил объявить себя оппозиционером и диссидентом. Для чего и написал уже упомянутую книгу “Снова в оппозиции”. Но для поддержания имиджа главного диссидента нужны какие-то акции. Вон Эдичка Лимонов своих огольцов куда-то на Алтай командировал для закупок оружия, призывал расчленить Казахстан, приемные высоких чиновников захватывал и еще много чего делал и делает. За что сидел и приобрел имя русского страстотерпца.

Попов не таков. Если и сидеть, то только в кресле большого начальника. А пока, сидя на профессорском заду, он и сочинил обсуждаемую ныне книгу “Война и правда”. Вот где он покажет себя настоящим инакомыслящим! Это и была его акция Большого Диссидента. Все думают, что 9 мая какой-то там праздник Победы, а я вам докажу, что это сплошное поражение. Скандал.

Ладно, я уже в прошлом номере дал самые главные из его частей этой книжки и краткую оценку им написанного.

Итак, рассмотрим подробнее описания Поповым трусливого желания Сталина капитулировать. Откуда эта версия? Впервые она появилась в яростной антисталинской книге Волкогонова “Триумф и трагедия”. Сам же он там ссылается на слова генерала К.С.Москаленко (он был членом Специального Судебного Присутствия трибунала), а тот, в свою очередь, на показания Берия на процессе 1953 года. Процесс был закрытый, документов нет. Один сказал второму, второй – третьему. Но даже в рамках этой версии дело было совсем не так, и речь не шла о капитуляции.

Приведу цитату Волкогонова из его книги "Триумф и трагедия" (М., 1989):

"Во второй половине 70-х, где-то в 1976-м году, я был включен в состав инспекторской группы, возглавляемой Маршалом Советского Союза К. С. Москаленко. Несколько дней мы были в Горьком. Вечерами я докладывал маршалу о ходе проверки состояния партийно-политической работы в инспектируемых частях. После этого несколько раз завязывался разговор о воспоминаниях Москаленко, его взглядах на некоторые вопросы отечественной истории. Однажды во время такой беседы я задал маршалу вопрос, долго мучивший меня: - Кирилл Семенович, почему Вы в своей книге не упомянули факт, о котором рассказали на партактиве около двух десятков лет тому назад? Вы сами уверены, что это все было? - Какой факт, о чем Вы? - подозрительно и настороженно посмотрел на меня маршал. - О встрече Сталина, Молотова и Берии с болгарским послом Иваном Стаменовым в июле 1941 года. Москаленко долго молчал, глядя в окно, затем произнес:

- Не пришло еще время говорить об этих фактах. Да и не все их проверить можно... - А что Вы сами думаете о достоверности сказанного Берией? - Все, что он говорил по этому делу, едва ли его хоть как-то оправдывало... Да и трудно в его положении были тогда выдумывать то, что не могло помочь преступнику...

Чтобы читателю было понятно, о чем идет речь, я приведу отрывок из одного документа.

2 июля 1957 года состоялось собрание партийного актива Министерства обороны СССР, обсудившего письмо ЦК КПСС "Об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова и др.". Доклад сделал Г. К. Жуков. Выступили крупные военачальники И. С. Конев, Р. Я. Малиновский, Ф. Ф. Кузнецов, М. И. Неделин, И. X. Баграмян, К. А. Вершинин, Ф. И. Голиков, К. А. Мерецков, А. С. Желтов и другие. Когда слово взял К. С. Москаленко, он, в частности, сказал: "В свое время мы с Генеральным прокурором тов. Руденко при разборе дела Берии установили, как он показал... что еще в 1941 году Сталин, Берия и МОЛОТОВ В кабинете обсуждали вопрос о капитуляции Советского Союза перед фашистской Германией - они договаривались отдать Гитлеру Советскую Прибалтику, Молдавию и часть территории других республик. Причем они пытались связаться с Гитлером через болгарского посла. Ведь этого не делал ни один русский царь. Характерно, что болгарский посол оказался выше этих руководителей, заявил им, что никогда Гитлер не победит русских, пусть Сталин об этом не беспокоится".

...Не сразу, но Москаленко разговорился... Во время этой встречи с болгарским послом, вспоминал маршал показания Берии, Сталин все время молчал. Говорил один Молотов. Он просил посла связаться с Берлином. Свое предложение Гитлеру о прекращении военных действий и крупных, территориальных уступках (Прибалтика, Молдавия, значительная часть Украины, Белоруссии) Молотов, со слов Берии, назвал "возможным вторым Брестским договором". У Ленина хватило тогда смелости пойти на такой шаг, мы намерены сделать такой же сегодня. Посол отказался быть посредником в этом сомнительном деле, сказав, что "если вы отступите хоть до Урала, то все равно победите". - Трудно сказать и категорично утверждать, что все так было,- задумчиво говорил Москаленко.- Но ясно одно, что Сталин в те дни конца июня - начала июля находился в отчаянном положении, метался, не знал что предпринять. Едва ли был смысл выдумывать все это Берии, тем более что бывший болгарский посол в разговоре с нами подтвердил этот факт. Есть тайны и мистификации. Я привел устное и документальное свидетельство, сохранившееся в архивах. Является это тайной истории или мистификацией - я на этот вопрос ответить не в состоянии". (см. здесь ).

Первоисточник версии Волкогонов ответить точно, не мистификация ли это, не может, но для Попова проблемы нет: Сталин хотел капитулировать - и все тут. Сообщу также, что ни в одном серьезном источнике эта версия о желании “капитулировать” (на самом деле – заключить перемирие) не приводится. А фигурирует она только в газетных публикация, как правило, – без всякой отсылки к Волкогонову.

Совершенно вздорными являются утверждения Попова о том, что “на самом деле” германские войска одерживали победы в Сталинградском сражении и на Курско-Орловской дуге, и что только по мольбе Сталина союзники начинали то наступление против африканского корпуса Роммеля, то высаживали десант в Сицилии и Гитлер был “вынужден” перебрасывать многие дивизии туда, в результате чего и не вышло захватить Сталинград и разгромить русских в Курской операции. Все – вранье. Причем Попов даже называет отозванные из под Курска дивизии. Цитирую Попова:

“К октябрю 1942 года ситуация вокруг Сталинграда начала превращаться в критическую: немцы вышли к Волге, а наши части удерживали узкую полосу земли возле реки. Черчилль и командование союзников понимали: нужна срочная помощь. И англичане в октябре начали наступление в Египте.

Но необходим был более мощный удар, который бы отвлек силы Гитлера с Восточного фронта. 8 ноября 1942 года началась операция союзников “Торч” — высадка десанта в Северной Африке.

… Спасать Сталина от повторения лета 1942 года бросились союзники. 10 июля 1943 года — в критический момент Курской битвы — Эйзенхауэр начал десантную операцию и высадился на острове Сицилия. Итальянская армия была разгромлена.

15 июля был издан приказ о прекращении немецкого наступления и об отходе на исходные позиции.

А якобы “сожженные” в танковом сражении дивизии “Райх” (лучше бы писать – “Рейх” – В.Л.), “Мертвая голова” и другие (в советских фильмах буйная фантазия авторов дошла до сцены самоубийства одного из комдивов) без паузы сразу же были отправлены сражаться в Италию против десанта союзников”.

Никакие указанные Поповым дивизии в Африку и Сицилию не перебрасывались. Да и понимает ли Попов, что такое перебросить за несколько дней десятки дивизий за тысячи километров, пересекая к тому же моря?

Вот слова историка А.М.Самсонова из монографии “Сталинградская битва” о том, что такое перевозка одной дивизии, причем по своей территории:

“Переброска лишь одной танковой дивизии требовала 80-90 железнодорожных эшелонов. При загруженности железнодорожных линий, соединяющих Германию с Восточным фронтом, требовалось по крайней мере три недели с момента приказа о погрузке до прибытия к месту боевых действий в России одной дивизии с Западного фронта”. (http://militera.lib.ru/h/samsonov1/07.html)

Операция союзников в Африке планировалась за несколько месяцев до выхода немцев к Волге и никак не была связана с попыткой захвата Сталинграда, об этих планах Гитлера тогда никто из союзников не знал Высадка же на Сицилию началась тогда, когда немецкое наступление на Курской дуге уже было остановлено.

Теперь я буду это подтверждать словами немецких генералов, которые непосредственно руководили немецкими войсками в этих операциях, либо были генералами- историками.

Кейтель – начальник штаба верховного главнокомандования вооруженными силами Германии (OKW) :

"Борьба в Сталинграде притягивала одну дивизию за другой как магнит". (Взгляд в прошлое. Написаны в камере во время Нюрнбергского процесса, Verbrecher oder Offizier? F/M, 1961)

Манштейн (c февраля 1943 года – командующий группы армий “Юг”, потерпевший поражение в Курской битве). Ниже он говорит о начинающейся Курской битве.

“Насчет увеличения числа танков он (Гитлер) сказал, что возможное количественное превосходство в танках у советской стороны может быть ликвидировано техническим превосходством дополнительно выделенных “Тигров”, Пантер” и “Фердинандов”. H.A. Jacobsen. 1939-1945. Der Zweite Weltkrieg in Chronik und Dokumenten.

Генерал-полковник Курт Цейтцлер, начальник генерального штаба сухопутныз войск (ОКХ – с 22 сентября 1942 года по 31 января 1945), Сталинградская битва .

"… Весной 1942 г. наша линия фронта проходила в 500 километрах от Сталинграда. Кавказ был еще дальше, на расстоянии более 600 километров. Кроме того, эти районы находились на расстоянии около 600 километров друг от друга.

Возник естественный вопрос: хватит ли наличных сил, чтобы захватить эти два столь отдаленных от линии фронта и друг от друга района? Ответ был отрицательный. Можно ли найти необходимые для операции силы? Этот вопрос был поставлен перед Гитлером его военными советниками, а решение его, насколько мне известно, было предложено генералом Йодлем. Заключалось оно в том, чтобы потребовать свежие дивизии от союзников Германии.

Было совершенно очевидно, что такие соединения могли поставить под угрозу весь наш Восточный фронт. Но Гитлер был опьянен цифрами, он видел только то, как увеличилось количество дивизий на его штабных картах.

(Обратите внимание, что здесь и далее везде речь идет о передаче дивизий на Сталинградский и Кавказские фронты, а не о переброске оттуда дивизий на Западный театр военных действий - В.Л.)

Тогда нам казалось, что наша первая главная цель достигнута. Но, увы, это был мираж. Вскоре наше наступление здесь было приостановлено. Пришел конец и нашим успехам на Кавказе, а в районе Сталинграда русские стали оказывать отчаянное сопротивление.

Первым признаком того, что наше наступление захлебнулось, было снятие фельдмаршала Листа с его поста. В конце сентября с поста начальника генерального штаба был снят генерал-полковник Гальдер.

Неожиданно и не сообщая о причине, меня вызвали в штаб верховного главнокомандующего. Как только я прибыл в ставку, Гитлер по своему обыкновению обратился ко мне с многочасовым монологом. Невозможно было перебить его речь, в которой он выражал свою глубокую неудовлетворенность ходом событий на Восточном фронте и провалом наступления.

Неожиданно он закончил свою речь словами: "Итак, я решил назначить вас начальником генерального штаба". Лист и Гальдер стали козлами отпущения за провал операции”.

Главный вывод Цейтцлера в его первом докладе Гитлеру:

“В связи с летним наступлением территория, захваченная на Востоке, больше не соответствует размерам оккупирующей ее армии. Другими словами, слишком мало солдат находится на таком огромном пространстве. Если эти два фактора не будут приведены в соответствие, катастрофа неизбежна”.

Из этого текста легко видеть, что Гитлер, для которого и по экономическим, и по политическим причинам жизненно важным было захватить Сталинград, бросал все силы на выполнение этой задачи, а вовсе не отзывал дивизии с фронта наиважнейшей для него цели. На этом самом главном фронте и так было мало немецких войск (по сравнению с советскими), куда уж там снимать их еще. Максимум, что он делал, - это снимал одних генералов и назначал на их место других. Но отнюдь не снимал со Сталинградского фронта дивизии для переброски их на совершенно второстепенный для него фронт. Ей-Богу, прежде чем так безбожно фантазировать, Попов хотя бы взглянул на карту. Тогда бы он увидел, что между Северной Африкой и Сталинградом – три тысячи километров, другие страны и Средиземное море, в котором, кстати сказать, не было значимого немецкого флота и быть не могло, так как Гибралтар находился в руках англичан (итальянским флотом можно было в 1943 году пренебречь).

Цейтцлер сделал вывод: нужно немедленно уходить, причем быстрыми темпами, то есть – бежать, уводить все войска, чтобы избежать близкой катастрофы. И конечно, бежать вовсе не в Северную Африку.

Реакция Гитлера (по словам Цейтцлера) :

“Этот путь оказался совершенно неприемлемым для Гитлера. Он выходил из себя, когда на подобное решение проблемы только намекали в его присутствии. Несмотря ни на какие обстоятельства, Гитлер всегда принципиально отказывался соглашаться на оставление какой бы то ни было территории. На этом принципе, если его так можно назвать, Гитлер особенно упорно настаивал в своей знаменитой речи о Сталинграде, с которой он обратился к немецкому народу в октябре 1942 г. Он сказал: "Немецкий солдат остается там, куда ступит его нога". И далее: "Вы можете быть спокойны — никто не заставит нас уйти из Сталинграда". Эти утверждения укрепили его упрямство, и удержать Сталинград стало теперь для Гитлера вопросом его личного престижа”.

Все новые и новые войска подтягивались к Сталинграду – теперь уже для целей деблокирования окруженной 6-й армии.

Гитлер верил, что все "коренным образом изменит атака танковой дивизии, перебрасываемой с Кавказа, а также ввод в бой новых тяжелых танков "Тигр"” (Цейтцлер).

Вот как - даже с другого важнейшего направления, с нефтеносного Кавказа бросались новые танковые дивизии под Сталинград. А вовсе не в Северную Африку.

Смешно вообще сравнивать силы немцев на Восточном фронте и, в частности, под Сталинградом, и силы Роммеля в Египте и Ливии. Под Сталинградом в составе 6–й армии имелось 22 дивизии, более 250 тыс. человек. У Роммеля… Впрочем, вот слова Александра Бевина (Alexander Bevin) из книги “10 фатальных ошибок Гитлера”:

“Роммель также был раздражен отказом Адольфа Гитлера предоставить в его распоряжение больше трех дивизий. Муссолини прислал одну моторизованную и две танковые дивизии, но итальянские танки были исключительно скверного качества, и с ними бесполезно было ходить в атаку. Все остальные итальянские войска в Ливии состояли из малоподвижных пехотных подразделений, которые в условиях войны в пустыне были скорее обузой, нежели подспорьем. ….. Мир может быть благодарен Адольфу Гитлеру за то, что он действовал с такой одержимостью и ненавистью и не видел шанса, предоставленного Германии Роммелем, не послал в Северную Африку скромные дополнительные силы, в которых тот нуждался. Если бы фюрер это сделал, военный гений Эрвина Роммеля мог избавить Германию от той участи, которая ей была уготовлена”. (http://militera.lib.ru/research/alexander/index.html)

Итак, у Роммеля было всего три дивизии и еще у его итальянских союзников три. Причем от таких союзников было больше вреда, чем пользы. О чем тут говорить?

Вообще кампания в Северной Африке задумывалась союзниками еще весной 1942 года, а ее полный план был готов в июне. Этот план, конечно, был связан с общей борьбой антигитлеровской коалиции, но только в общем виде, в виде обязательства открыть второй фронт. И никак не привязывался в то время (в июне 1942) со смутным еще для самого Гитлера планом действий на Восточном фронте.

Союзники обещали открыть второй фронт высадкой во Франции летом 1942 года. Но убоялись потерь и неудачи. Именно тогда и решили “откупиться” высадкой американцев в Тунисе (английская 8-я армия и так была в Северной Африке).

Приведу интересное место из книги Черчилля “Вторая мировая война”.

“К этому времени на английской стороне существовало общее согласие по поводу того, что никакая крупная операция вторжения через Ла-Манш не может состояться до 1943 года. Наступил момент похоронить “Следжхэммер” (план высадки во Франции в районе Бреста – В.Л.), который был уже мертв в течение некоторого времени.

Теперь я поторопился окрестить заново своего фаворита. “Джимнаст”, “Сьюперджимнаст” и “Хафджимнаст” исчезли из наших условных наименований. 24 июля в инструкции, которую я направил начальникам штабов, новым и главным термином стал “Торч” (“Факел” – В.Л.). 25 июля президент телеграфировал Гопкинсу, что надо немедленно приступить к осуществлению планов высадки в Северной Африке, которая должна состояться “не позднее 30 октября”.

Я размышлял о своей миссии в это угрюмое, зловещее большевистское государство, которое я когда-то так настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что должен был я сказать им теперь? Генерал Уэйвелл, у которого были литературные способности, суммировал все это в стихотворении, которое он показал мне накануне вечером. В нем было несколько четверостиший, и последняя строка каждого из них звучала: “Не будет второго фронта в 1942 году”. Это было все равно, что везти большой кусок льда на Северный полюс. Тем не менее я был уверен, что я обязан лично сообщить им факты и поговорить обо всем этом лицом к лицу со Сталиным, а не полагаться на телеграммы и посредников. Это, по крайней мере, показывало, что об их судьбе заботятся и понимают, что означает их борьба для войны вообще.

Я прибыл в Кремль и впервые встретился с великим революционным вождем и мудрым русским государственным деятелем и воином, с которым в течение следующих трех лет мне предстояло поддерживать близкие, суровые, но всегда волнующие, а иногда даже сердечные отношения.

Я сразу же начал с вопроса о втором фронте, заявив, что хочу говорить откровенно и хотел бы, чтобы Сталин тоже проявил полную откровенность.

….Затем я сказал, что у меня есть серьезные доводы против атаки на французское побережье в 1942 году. ...Сталин становился все мрачнее и мрачнее; казалось, он не был убежден моими доводами и спросил, разве невозможно атаковать какую-либо часть французского побережья.

…Сталин, который стал держать себя нервно, сказал, что он придерживается другого мнения о войне. Человек, который не готов рисковать, не может выиграть войну. Почему мы так боимся немцев? Он не может этого понять. Его опыт показывает, что войска должны быть испытаны в бою. Если не испытать в бою войска, нельзя получить никакого представления о том, какова их ценность.

….Наступило гнетущее молчание. В конце концов Сталин сказал, что, если мы не можем произвести высадку во Франции в этом году, он не вправе требовать этого или настаивать на этом, но он должен сказать, что не согласен с моими доводами.

Наступил момент пустить в ход “Торч”. Я сказал, что хочу вернуться к вопросу о втором фронте в 1942 году, ради чего я приехал. Я не считаю, что Франция является единственным местом для такой операции. Есть другие места, и мы с американцами приняли решение относительно другого плана, который американский президент разрешил мне сообщить секретно Сталину. Сейчас я приступил к этому. Я подчеркнул большое значение секретности. При этом Сталин привстал, улыбнулся и сказал, что, как он надеется, никакие сообщения по этому поводу не появятся в английской печати.

Затем я точно разъяснил операцию “Торч”. … Чтобы проиллюстрировать свои разъяснения, я тем временем нарисовал крокодила и объяснил Сталину с помощью этого рисунка, как мы намереваемся атаковать мягкое брюхо крокодила, в то время как мы атакуем его жесткую морду.

…В этот момент Сталин, по-видимому, внезапно оценил стратегические преимущества операции “Торч”. Он перечислил четыре основных довода в ее пользу. Во-первых, это нанесет Роммелю удар с тыла; во-вторых, это запугает Испанию; в-третьих, это вызовет борьбу между немцами и французами во Франции; в-четвертых, это поставит Италию под непосредственный удар.

Это замечательное заявление произвело на меня глубокое впечатление. Оно показывало, что русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей могли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно.

…. Теперь он знал самое худшее, и мы все-таки расстались в атмосфере доброжелательства.

… До конца 1942 года мы сумеем, по крайней мере, с уверенностью сделать вывод, что в 1943 году крупные немецкие воинские контингенты не могут быть переброшены с Восточного на Западный театр военных действий”.

Итак, Черчилль говорит, что при сложившейся раскладке сил западные лидеры были уверены, что ни одна дивизия не могла быть переброшенной с Восточного фронта на Западный. Ниже увидим, что эта уверенность полностью оправдалась.

При проведении операции “Торч” потери союзников составили 110 офицеров и 1640 солдат. Потери немцев на Сталинградском фронте только убитыми составили около 150 тыс. человек. Они были сопоставимы с советскими. Вот и сравнивайте масштабы.

Александр Бевин в книге “10 фатальных ошибок Гитлера” пишет:

“Германская армия на Востоке (Ostheer) завершила зимнюю кампанию 1941–1942 годов, имея 2,4 миллиона солдат на фронте. Учитывая прибывшее с начала боевых действий пополнение, это было почти на 600 000 человек меньше, чем в июне 1941 года”.

Общие же потери немцев на Восточном фронте в зимнюю кампанию 1942-43 годов измерялись 2 миллионами.

После этого, как выразился фюрер, “германская армия больше не нуждается в технической опытности. Нужно лишь “сияние национал-социалистской убежденности”.

Что ж, в этом сиянии лучше видны страшные поражения Гитлера – это, конечно же, следствие его вздорной, авантюристической политики. Как говорят в народе – много хочешь, мало получишь. Или за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь. Гитлер летом 1942 года хотел одновременно и выйти к Волге, и захватить Кавказ и Баку. А оттуда двинуться в Персию и даже в Индию. И иметь пусть хоть три дивизии в Африке ради каких-то совсем уж нелепых амбиций по завоеванию своих колоний и выходу на Ближний Восток с его нефтью.

Он был несоизмеримо глупее короля с маленькой планеты Экзюпери. Тот спрашивал: если я отдам приказ своим генералам перелетать с цветка на цветок, а они откажутся это делать, то кто будет виноват? И самокритично отвечал – я. Ибо не нужно отдавать невыполнимых приказов. Гитлер только и делал, что отдавал такие приказы.

Уместно закончить эту часть замечанием Жомини, сказанным по поводу вторжения Наполеона: "Россия - страна, в которую легко проникнуть, но из которой трудно вернуться".

Концептуальная схема битвы на Курско-Орловской дуге и захвата англо-американскими войсками Сицилии летом 1943 года была до удивления похожа на то, что происходило в Сталинградском сражении и высадкой американцев в Тунисе в 1942 г.. В случае с захватом Сицилии дело опять шло об эрзац-втором фронте в 1943 году, хотя Черчилль твердо обещал Сталину открыть “настоящий второй фронт” (высадку в Нормандии, во Франции) при их встрече в августе 1942 года в Москве.

Еще в январе 1943 года, когда Черчилль встретился с Рузвельтом в Касабланке, ему уже было ясно, что высадки союзников во Франции летом 1943 года не будет. Сам Рузвельт очень хотел вторжения во Францию. Тем не менее всю весну Черчилль разрабатывал план высадки в Сицилии.

Черчилль в Алжире 29 мая 1943 года созвал совещание в штаб-квартире Эйзенхауэра, чтобы протолкнуть вопрос о вторжении в Сицилию и, как логическое следствие этого, заставить союзников отказаться от проведения операции “Оверлорд” (план высадки в Нормандии). Американский генерал Маршалл, выполняя волю президента Рузвельта, был против, однако Черчилль продавил свой план.

Догадываясь об этом, Гитлер, тем не менее, все силы бросил не на оборону Сицилии, а на подготовку наступления по плану “Цитадель” на Курском выступе, еще одной (последней, как оказалось) попытки вернуть немецким войскам инициативу на Восточном фронте. И это как раз понятно: что такое Сицилия по сравнению с судьбой кампании в войне с Россией?!

Как пишет Александр Бевин в книге “10 фатальных ошибок Гитлера” :

“В своем затянувшемся походе, направленном на уничтожение России и коммунизма, Гитлер пренебрегал действиями в Средиземноморье и на побережье Франции. И это стало его окончательным крахом как полководца. Немецкие генералы в Средиземноморье понимали, что командование англо-американскими войсками действует нерешительно, что союзники медлительны и упорно стремятся создать значительное численное преимущество, прежде чем предпринять какое-либо наступление”.

Это в каком-то смысле понятно и даже похвально. Англичане и американцы не начинали никаких операций без гарантии успеха и без того, чтобы иметь минимальные потери. Но не следует забывать, что вся эта благоразумная и осторожная предусмотрительность шла за счет грандиозных баталий на Восточном фронте и очень больших потерь русских войск. И Сталин, при всем его тиранстве, в своих письмах лидерам США и Англии и при личных встречах с Черчиллем и Рузвельтом все время подчеркивал именно это обстоятельство. Он настоятельно требовал открытия второго фронта во Франции именно для того, чтобы уменьшить огромные потери советских войск. А косвенно – и немецких, которые тоже были несоизмеримо больше, чем на западном фронте – хотя бы потому, что немцы сдавались в плен союзникам гораздо быстрее и охотнее, чем русским.

Русские во время Курской битвы одолели врага всего за 10 дней. Наступление немцев началось 5 июля 1945 года, а уже к 10 числу было ясно, что их порыв полностью выдохся. К 15 июля это понял даже Гитлер.

В то же время при подавляющем преимуществе союзников захват Сицилии занял значительно более месяца (38 дней).

Давайте еще раз вспомним, что пишет Г. Попов о Курской битве:

“К середине июля советские войска в районе Курска оказались в полуокружении. ... спасать Сталина от повторения лета 1942 года бросились союзники. 10 июля 1943 года — в критический момент Курской битвы — Эйзенхауэр начал десантную операцию и высадился на острове Сицилия. ... А якобы “сожженные” в танковом сражении дивизии “Райх”, “Мертвая голова” и другиебез паузы сразу же были отправлены сражаться в Италию против десанта союзников. Курская битва после ухода танковых дивизий СС завершилась нашей победой. Но мы потеряли 6 тысяч танков, а немцы 1300, из них 74 “тигра”, 127 “пантер” и 39 “слонов”.

Что показательно: Попов не дает здесь (да и почти везде) ни одной ссылки. Откуда он берет эти цифры? Откуда сведения о переброшенных дивизиях? Откуда сведения о дивных немецких танках и немецком преимуществе в Курском сражении? О страшных потерях русских войск и ничтожных – немецких? Да ниоткуда. Максимум – из бульварных брайтон-бичевских газетенок.

Приведу данные, почерпнутые исключительно из солидных западных источников (в основном – немецких).

Александр Бевин из книги “10 фатальных ошибок Гитлера”:

"Русские получили свидетельства о готовящейся операции на Курске из радиоперехватов и шпионской сети в Швейцарии. Они начали собирать значительные силы на самой Курской дуге и вокруг нее. Тем временем у Гудериана возникли серьезные проблемы с новым танком “пантера”, вооруженным, как и “тигр”, мощным 88-миллиметровым орудием. Недовольство вызывала работа ходовой части танка, а также качество оптики. 15 июня Гудериан сказал Гитлеру, что “пантеры” не готовы к участию в боевых действиях, но Гитлер все равно решил ввести их в бой и не внял предупреждениям Гудериана.

Достигнув паритета лишь в количестве авиации, Гитлер рисковал всем своим положением на Востоке, так как собирался атаковать противника, силы которого больше чем в два раза превышали его собственные. Еще более зловещим был тот факт, что русские не обнажили свои другие фронты, чтобы добиться такой концентрации солдат и техники. Они собрали мощные армейские группировки на обоих флангах Курской дуги, намереваясь контратаковать противника и разбить германскую армию — как они уже это сделали под Сталинградом.

Гитлер планировал двинуть навстречу друг другу 4-ю танковую армию Германа Гота с юга и 9-ю армию Вальтера Моделя с севера.

… Для того чтобы эффективно действовать в такой ситуации, немецкие танки продвигались клином (Panzerkeil), причем на острие клина шли самые тяжелые танки. “Тигры” еще могли прорвать противотанковую оборону, но “T-IV” были не в состоянии сделать этого, и “панцеркайль” в принципе мог продвигаться вперед, только ведя интенсивный огонь по позициям противотанковых орудий. Но даже при всем этом потери немцев были чересчур велики.

Немцы собрали 900 000 человек, 10 000 пушек, 2000 самолетов и 2000 танков. Русские выставили 1,9 миллиона человек, 20 800 пушек, 2000 самолетов и 5100 танков.

На севере 9-я армия Гота с самого начала продвигалась с трудом. Русские оборонительные линии казались непреодолимыми. В результате боевое столкновение (у Прохоровки – В.Л.) переросло в величайшее танковое сражение в истории. У немцев было примерно 400 танков, у русских в два раза больше. Германские “тигры” и “пантеры” с их 88-миллиметровыми орудиями и толстой броней могли расстреливать русские танки, находясь вне зоны досягаемости орудий “Т-34”.

Для того чтобы сократить расстояние до нужного, русские предприняли почти самоубийственную атаку по открытой широкой равнине. В ужасной пыльной круговерти немцы потеряли преимущество своих дальнобойных орудий. Русские и немецкие танки расстреливали друг друга в упор. Ротмистров потерял более 400 своих танков, но и немцы лишились 320 машин.

На исходе дня 12 июля Прохоровка превратилась в кладбище сожженных танков, однако русские остановили наступление немцев. Потери были ужасными. Не только “тигры” Порше были уничтожены, но и “пантеры” выходили из строя из-за проблем с ходовой частью. Кроме того, немецкие танки легко загорались, потому что их топливные системы не были защищены должным образом. Из восьмидесяти “пантер”, имевшихся у немцев в начале сражения, к концу боя на ходу осталось лишь несколько штук”.

Теперь послушаем, что говорит Гудериан (в то время – генерал-инспектор бронетанковых войск), также участник этих событий, в своих “Воспоминаниях” (см. http://militera.lib.ru/memo/german/guderian/index.html)

"...90 танков "Тигр" фирмы "Порше", использовавшихся в армии Моделя, показали, что они не соответствуют требованиям ближнего боя; эти танки, как оказалось, не имели даже достаточного количества боеприпасов. Положение обострялось еще и тем, что у них не было пулеметов, и поэтому, врываясь на оборонительные позиции противника, они должны были буквально стрелять из пушек по воробьям. Им не удалось ни уничтожить, ни подавить противника, чтобы дать возможность продвигаться своей пехоте. К русским артиллерийским позициям они вышли одни, без пехоты. Несмотря на исключительную храбрость и неслыханные потери, пехота дивизии Вейдлинга не смогла использовать успеха танков. Продвинувшись примерно на 10 км, войска Моделя были остановлены.

Немецкий генерал-танкист, фон Меллентин Фридрих Вильгельм ( von Mellenthin Friedrich Wilhelm ), сам участник боев, в своей книге “Танковые сражения 1939-1945 гг.” добавляет:

“Дивизия "Великая Германия" после десяти дней тяжелых боев была очень ослаблена, в то время как ударная сила русских не только не уменьшилась, а, пожалуй, даже возросла. … С немецкой стороны потери в личном составе были не так уж велики, зато потери в танках были потрясающими. Танки типа "Пантера" не оправдали возлагаемых на них надежд: их легко можно было поджечь, системы смазки и питания не были должным образом защищены, экипажи не имели достаточной подготовки. Из всех "пантер", принимавших участие в боях, к 14 июля осталось только несколько машин…. Операция "Цитадель" закончилась полным провалом”.

Теперь посмотрим, что пишет фон Меллентин дальше.

“На этом совещании (посвященному наступлению на Курском выступе – В.Л.) Гитлер сделал важное и совершенно правильное замечание: "Неудачи не должно быть!" 10 мая Гудериан вновь виделся с Гитлером и убеждал его отказаться от наступления. Гитлер ответил: "Вы совершенно правы. Как только я начинаю думать об этой операции, мне становится нехорошо". Однако под нажимом Кейтеля и Цейтцлера он в конце концов уступил и согласился на операцию грандиозного масштаба. Удар с юга должен был наноситься десятью танковыми, одной гренадерской моторизованной и семью пехотными дивизиями. В наступлении с севера должны были принимать участие семь танковых, две гренадерские моторизованные и девять пехотных дивизий.

К середине июня фельдмаршал фон Манштейн и все без исключения его командиры соединений пришли к выводу, что осуществление операции "Цитадель" является безумием. Манштейн решительно настаивал на отказе от наступления, но его не пожелали слушать. Наступление в конце концов было назначено на 4 июля. Для Соединенных Штатов это был праздник Дня Независимости, а для Германии - начало конца (реально началось 5 июля – В.Л.).

В состав танкового корпуса СС входили три танковые дивизии: "Лейбштандарте", "Мертвая голова" и "Рейх". Оперативная группа Кемпф (один танковый и два пехотных корпуса) должна была наступать из района Белгорода в северо-восточном направлении, обеспечивая правый фланг войск, наносящих главный удар. В составе 48-го танкового корпуса мы имели 3-ю и 11-ю танковые дивизии и гренадерскую моторизованную дивизию "Великая Германия".

Таким образом, 48-й танковый корпус располагал примерно 60 самоходными орудиями и более чем 300 танками - такой ударной силы у него уже никогда больше не было.

4-я танковая армия взяла в плен 32 тыс. человек, захватила и уничтожила свыше 2 тыс. танков и около 2 тыс. орудий. Но наши танковые дивизии, находившиеся в таком прекрасном состоянии в начале битвы, были теперь обескровлены, а русские, имея помощь англичан и американцев, могли быстро восполнить свои огромные потери”.

Итак, что мы видим? Немецкие авторы-профессионалы говорят об ужасающих потерях своих хваленных танков, тигров и пантер, о том, что от многих их сотен осталось всего несколько штук. О том, что Курская битва была безнадежно проиграна в первые же дни боев. И ничего не пишут о том, что в самом начале наступления Гитлер приказал перебросить танковые дивизии “Рейх” и “Мертвая голова” в Сицилию. Ни один из историков не упоминает, что эти дивизии прибыли в Сицилию в июле или даже в августе 1943 года. Если что-то и прибыло с Восточного фронта, то позже, когда союзники высаживались в собственно Италии, на Аппенинском полуострове. Вот сообщение об этом уже не раз цитируемого генерала Меллентина:

“В связи с решением Гитлера о переходе к оборонительным действиям положение на Восточном фронте стало критическим. 4-я танковая армия получила сообщение о немедленном отводе танкового корпуса СС для переброски его в Италию…. Причиной такого необычного для Гитлера решения была тревога за положение в Италии; он хотел вывести из России как можно больше войск с тем, чтобы восстановить положение на юге Европы”.

Но 15 июля ни о каком наступлении немцев на Курской дуге уже речь не шла. В это время развивалось мощное наступление советских войск (оно началось 11 июля) и даже Гитлеру было ясно, что последняя его карта бита. Оставалось спасать Италию. Но и ее не спасли.

Обратите внимание: Попов пишет, что “якобы “сожженные” в танковом сражении дивизии “Райх” без паузы сразу же были отправлены сражаться в Италию против десанта союзников”.

Как у Попова все мерзко сфальсифицировано! Наступление вермахта под Курском было остановлено уже к 10 июля, 11 началось контрнаступление русских войск. Только после явного провала своих планов Гитлер отдал приказ перебросить 4-ю танковую армию в Италию. Не в Сицилию (что было и технически невозможно, из-за господства союзников на море и в воздухе), как явствует из всего контекста у Попова, а на Аппенинский полуостров. С Курско-Орловской операцией все было безнадежно проиграно – не случайно даже авантюрист Гитлер боялся ее начинать. Тут уже делать больше было нечего, только уходить в глухую оборону. Гитлер пытался хотя бы совсем не потерять своего союзника – фашистскую Италию. После захвата Сицилии союзниками Муссолини был свергнут Большим фашистским советом и арестован, эсэсовец Скорцени его вызволил, после чего власть в Италии перешла к немцам.

Но и после приказа Гитлера о переброске 4-й армии в Италию не тут –то было. Ее пришлось срочно задержать у Киева – там для немцев назревала катастрофа. Генерал Меллентин, который как раз служил в 48-м танковом корпусе (начальником штаба), входящего в 4-ю танковую армию (туда же входили и названные Поповым дивизии “Рейх” и “Мертвая голова”), сообщает:

“В конце сентября 4-я танковая армия создала непрочную оборону по обе стороны Киева”.

А потом, при взятии Киева и при освобождении Украины и Польши в 1944 году эту армию так потрепали, что уже можно было и не говорит о каких-то ее перебросках. Да и некуда было перебрасывать: Рим пал и Италия вышла из войны. В конце сентября то, что осталось от 4-й армии под другими номерами было переброшено во Францию, а вскоре эта армия закончила свое бесславное существование в разваливающейся Германии. Последние слова Меллентина:

“В итоге в Рурском котле было захвачено все, что оставалось от двадцати одной дивизии. Американцы взяли в плен 317 тыс. человек, в том числе двадцать четыре генерала и одного адмирала. Эта была самая крупная капитуляция за всю историю”.

Так что россказни Попова о подвигах немецких, дивизий, переброшенных из-под Курска в Италию – чистый бред сивой кобылы, по брайтон-бичевски - брэд оф сив кейбл.

Конечно, потери советских войск были большими. Даже больше немецких. В одном из сражений под Прохоровкой на 320 уничтоженных немецких танков пришлось более 400 русских. Но все-таки вовсе не в той пропорции, как нагло врет (прошу простить, но других слов нет) Попов. Соотношение было 1 : 1,3, а не как у Попова, который называет наши потери в 6 тысяч танков, а немецкие в 1300 - соотношение 1 : 4,6.

Между прочим, соотношение 1 : 1,3 в пользу немцев по случайному совпадению (по некоторым данным) такое же, как и общих потерь в вооруженных силах Германии и СССР. Однако тема общих потерь и методика их расчетов – дело сложное, дающее трехкратные разбежки в цифрах. Особенно, если учесть слова Сталина, в передаче американского дипломата А. Гарримана: "В Советской Армии надо иметь больше смелости, чтобы отступать, чем наступать". Он ее комментирует так: "Эта фраза Сталина хорошо показывает, что он осознавал положение дел в армии. Мы были шокированы, но мы понимали, что это (под словом “это” имеются в виду жесткие кары за отступление – В.Л.) заставляет Красную Армию сражаться... Наши военные, консультировавшиеся с немцами после войны, говорили мне, что самым разрушительным в русском наступлении был его массовый характер. Русские шли волна за волной. Немцы их буквально косили, но в результате такого напора одна волна прорывалась".(цит по журн. “Родина”, 1991, №№ 6-7, с.49).

Сейчас я заниматься темой потерь не буду, может быть, коснусь во второй части.

Курская битва по количеству задействованных войск и техники не идет ни в какое сравнение с захватом Сицилии. Здесь – несколько десятков дивизий в одной операции, там – просто несколько дивизий. Всего же на Восточном фронте с советской стороны в тот период воевали более 400 дивизий (!).

А сколько войск имел второй фронт в лице Сицилии? Типпельскирх в “Истории Второй мировой войны” пишет:

“План союзников предусматривал высадку 8-й английской армии 10 июля в районе между Сиракузами и южно-восточной оконечностью Сицилии. В первом эшелоне находились четыре дивизии. Воздушно-десантные части должны были накануне овладеть аэродромом в Сиракузах, а также захватить мост южнее Сиракуз, чтобы использовать его для продвижения высадившихся войск. Три пехотные дивизии и одно танковое соединение 7-й американской армии высаживались в заливе Джела у населенных пунктов Джела и Ликата”.

Итого – 7 дивизий. И потери, соответственно (пишет Бевин):

“Поскольку лишь около 60 000 германских солдат находились на Сицилии и из них 13 500 раненых были эвакуированы по воздуху, а 5500 взяты в плен, получается, что немцев погибло сравнительно мало. Англичане потеряли почти 13 000 человек, американцы — 10 000, из них всех убитыми насчитывалось около 5500 человек”.

А сколько было потерь у немцев на Восточном фронте в то же самое время? Правда, он тут в основном отделывается качественными оценками – тяжелые, огромные. Но все равно ясно, что потери немцев на Восточном фронте на порядок и более превосходили таковые на Западном.

Типпельскирх (История ВВ2):

“Неудавшееся немецкое наступление в июле (1943 г.) и развернувшиеся затем многомесячные бои на всем тысячекилометровом фронте от Смоленска до Черного моря были сопряжены с тяжелыми потерями для немецких войск. Примерно из 110 дивизий, сражавшихся в составе трех групп армий, свыше одной трети было настолько ослаблено, что они обозначались на картах просто дивизионными группами. Это означало, что численность каждой из дивизий уменьшилась до нескольких неполных батальонов. Лишь по отношению к некоторым из дивизий можно было ограничиться пополнением, многие же были либо вообще расформированы, либо по две дивизии сведены в корпусные группы, каждая из которых по численности фактически равнялась дивизии и именовалась так лишь ради введения противника в заблуждение. Другие дивизии также понесли тяжелые потери, и вряд ли хоть одна из них имела более половины штатного состава.

Но еще более тяжелыми были потери танковых дивизий. Из восемнадцати танковых дивизий тринадцать обозначались как танковые дивизионные группы. Они потеряли бОльшую часть своих танков, да и по количеству живой силы были чрезвычайно ослаблены. Тем не менее все они постепенно вновь пополнились. Оперативных резервов в распоряжении главного командования сухопутных войск к концу сентября вообще не было.

Этим ослабленным группам армий противостояло свыше 400 русских дивизий, большое число кавалерийских корпусов и значительно больше 100 танковых полков, сведенных частично в танковые корпуса, частично в отдельные танковые бригады. Вдобавок, все эти огромные силы русских опирались на поддержку многочисленной артиллерии РГК и все возраставшей в количественном отношении авиации”.

Вот где таилась причина победы и на Курско-Орловской дуге, и вообще в Великой Отечественной войне.

Попов же выглядит со своим запоздавшим и нелепым диссидентством заскорузлым манкуртом.

Продолжение следует