ПИСАТЕЛЬ И РЕВОЛЮЦИЯ

Поэт и революция, равно как и поэт и реакция суть случайные и необязательные совпадения. С какой-такой революцией или реакцией ассоциировано творчество Гомера, Данте, Гете или Пушкина? "Поэт идет, открыты вежды, но он не видит никого". "Таков поэт: как аквилон, что хочет, то и носит он". Что ему революция, что ему реакция? А когда в поэзию начинает вторгаться политика, появляется на свет, чаще всего, агитка типа Демьяна Бедного и "нигде кроме, как в Моссельпроме" или, в лучшем случае, рифмованная публицистика, как у Некрасова или Коржавина, или стихотворный фельетон, как у Галича или Евтушенко-с Вознесенским-Рождественским. То есть однодневки, хотя и в них, бывает, попадаются гениальные строки, как жемчужные зерна в навозной куче, если писал их Поэт, осененный даром, а не бездарный рифмоплет, типа уже помянутого Демьяна, Н.Грибачева, А.Софронова, имя им легион.

И-ии, батенька! Дремучесть изволите демонстрировать. Ну, не стоило бы так уж слепнуть и глохнуть от прихлынувших классовых чувств. Чувства сильные, не спорю. Только и коммуняцкие школьные хрестоматии тоже не дураки сочиняли: Лицей с директором Малиновским был возможен в эпоху Александра, но не после казни декабристов в эпоху реакции. Много Вы гениев после Гоголя в эпоху николаевской реакции насчитаете? Да впору говорить о потерянном поколении.
Насчёт свободы поэта. Я тут как-то уже цитировал мысль Пелевина насчёт того, что поэзия замечательно уживается с деспотиями и чувствует себя растерянной в условиях рынка. Да нет, пожалуй. Скорее, дело не в рынке или что там ему противопоставляется в качестве антитезы. Видимо, важна, я повторю свою мысль, эпоха. Подъёмная фаза Истории и вот вам Возрождение с Данте. Спадная нынешняя эпоха сытого похрюкивания победившего капитализма и вот текущее реальное состояние дел: нобелевку по литературе просто некому дать за литературные достижения, оттого и дают-то за политику. Как тому китайцу, тексты которого до сих пор никто так и не видел. Тойсть я лично в московских книжных магазинах их пока так и не нашёл. А ведь не хер собачий, Нобелевский Лауреат бишь чемпион мира по литературе.
Насчёт агитки “Нигде кроме, как в Моссельпроме”. Если не кипеть бешенной слюной против всего коммуняцкого, то надо хладнокровно признать: в профессиональном отношении просто классная работа, маленький шедевр. Спросите у профессиональных литераторов. Перечисляя фамилии больших советских поэтов эпохи Евтушенко, тоже не стоило бы привычно так уж демонстративно делать презрительную губу. Вне зависимости от личных траекторий судеб всех этих людей, это мощный импульс Поэзии, вызванный надеждами и романтикой славных “сикстиз”, и который неизвестно ещё когда повторится. Как и Серебряный век.

Сценарист Арабов упоминался в обойме. Как поэта мне трудно его судить, я знаю его лишь по упоминанию в титрах фильмов Сокурова. Читая то, что он сам регулярно представляет в журналах, как поэзию, я бы не рискнул отнести его к поэтам. Ведь есть же Кибиров. Разве можно сравнивать его классную работу и салонное интересничание Арабова. Впрочем, дело вкуса. Не настаивая ни на каких оценках, упомяну только единственное слово, которое меня зацепило в потоке жёванных соплей у Арабова. Одно всего слово, название населённого пункта – “Голопобоево”. Это сильно. Это оправдывает. Это он молодец. Но ежели без скидок на причастность к Бродскому и пр. льготные коэффициенты, то много ль это? Давайте всё-таки не терять ощущение пространства русской поэзии.

Alexander Pinsky: “Итак, навскидку, список писателей от политики: автор "Записок о Галльской войне" Гай Юлий Цезарь, а также сенатор Марк Туллий Цицерон, один из лидеров партии гвельфов в Флорентийской республике некто Данте Алигьери, государственный секретарь оной же республики Никколо Макиавелли, весьма плодовитый романист и премьер-министр Британской империи Бенджамин Дизраэли лорд Биконсфилд, лауреат Нобелевской премии по литературе 1955 сэр Уинстон Черчилль. Достаточно?”

Нет, Пинский, не достаточно. С Вашего позволения, я дополню этот Ваш список. Ну-с, вот хоть такими позициями: Адольф Гитлер “Моя борьба”, Иосиф Сталин “Вопросы ленинизма”, Леонид Брежнев “Малая земля”, Кароль Войтыла “Жёванные сопли” (название условное, отражает лишь этимологию текстов), и так далее, или, как говаривал древний римский народ, этцетера. Можно было бы ещё вспомнить т. Мао, Председателя КНР и т.Андропова, Председателя КГБ, баловавшихся стишатами. Но стихи этих председателей – это совсем не то, что богодухновенные сочиненья Велимира Хлебникова, Председателя Земшара. Я надеюсь, Вы не станете отрицать, что литературные цацки, которыми общество вознаградило политиков Чёрчилля, Дизраэли и Брежнева, на самом деле, даны им вовсе не за литературу. Точно также, я надеюсь, Вы не станете брать грех на совесть, утверждая, что Байрон, Гёте, Данте и Державин были политиками, а не пиитами.
Формула проста: пиита без особого напряжения сил способен освоить нехитрую работу политика, единственный смысл которой небрезгливость, да ещё готовность терпеть унижения; обратное, вообще говоря, неверно. Охотно допускаю, что если бы рыжий Бродский не подорвал в Америку, а потерпел ещё немножко в России, то вполне мог бы стать в ней Чубайсом, но вот рыжему Чубайсу, ну хоть усрись, ни при каких обстоятельствах невозможно было бы стать Бродским. Даже если б ему организовали такое же шоу, как тому же Бродскому, типа “Зловещая Власть vs. Вдохновенного Поэта”.
Примеры, Пинский, если захотите, сможете легко умножить самостоятельно.

То главное, о чём я развивал свои тезисы, состояло вот в чём. Реакция ещё не кончилась. Реакция пронизывает всех тех деятелей искусств, кто прямо или опосредованно служит капитализму. В самом деле, воспевать препохабие незачем, да и невозможно, наверное. Но оплевать коммунизм, чуть было не свернувший жирную голову говённому общественному строю, это сколько угодно. Я упоминал Солженицына и Бродского, как типичных недогениев (слово не очень удачное, а вот слово “недопёсок”, хоть и конгениально описываемому феномену, но его коннотация, увы, несовершенна). Этим людям набили недостающие части фактуры ватой нобелевских премий, после чего с помощью этих политических кукол были осуществлены совершенно замечательные пиаровские атаки на совчину в рамках общего антикоммунистического проекта. После падения Стены капитализму Запада этот отработанный трэш “холодной войны” стал и нахер не нужен. Жлобоватому пророку вежливо, но непреклонно дали под сраку в направлении Родины. Ещё до этого поэт Бродский более чуткий и совестливый, чем прагматический профессиональный диссидент Солженицын, взял осознанный курс на уход из жизни.

Что осталось? Так, по мелочи. Солженицынский “Майн кампф”, также известный, как “Бодался телёнок с дубом”, или его же “Красное колесо” хвалить стыдно, ибо это литература того же сорта, что и “Mein Kampf”. Хвалят аккуратно – только “Матрёнин двор” и Один день Ивана Денисовича”. Если б не политическая репутация автора, то не был бы никем замечен и “Матрёнин двор”. В те поры Солженицын ещё не определился с образом. То выращивал шведскую бороду, то канал под пейзанина. Плод этих его метаний деревенская проза, различить которую по уровню от Астафьева и Распутина (а двух последних друг от друга) решительно невозможно. Что же до повести “Один день”, то давайте трезво отдадим себе отчёт: интерес познавательный и более никакой. Книга тенденциозная, местами лживая. Однако когда она вышла, в 63-м, это был, безусловно, хит: никто ведь тогда не знал ни шута о той, лагерной жизни, а кто знал, тот глухо молчал.

Литераторы сейчас вяло похваливают эти две небольшие повести. Всё прочее, сделанное в литературе плодовитым автором, литераторы не хвалят, а народ не читает. Но ещё раз: не литературой своей славен стал Солженицын, его возвысила чистая и свежая ненависть, пронесённая им через десятилетия. Ненависть, которая тогда высоко ценилось и хорошо оплачивалось. Ненависть к совчине. А Бродскому и ненавидеть-то никого и ничего не надо было: работа над его брэндом в основном была завершена усилиями Фриды Вигдоровой. Далее товарищ жил и в ус не дул, эксплуатируя брэнд пострадавшего от зловещей власти Поэта. Стихи вначале ещё по инерции сочинял, после и это бросил.

Граница между словообильно окающим Максом Горьким и пулемётно строчащим Алексом Солженицыным, равно, как и граница между двумя поэтами герметической музы Осипом Мандельштамом и Джозефом Бродски, пролегает через абсолютно ясно просматривающийся разлом эпох, который нельзя не видеть. Одни творили в эпоху революционного подъёма, другие продавали Душу за деньги и пустые утехи честолюбия – уже в эпоху реакции.
Не нужно думать, что “реакция” – это термин некой пустышечной коммуняцкой науки вроде “научного коммунизма”. Это реально и это страшно. Это как разница между двумя отчаянными, – каждая по-своему, – поэтическими строками, а вот напрягите воображение и догадайтесь с трёх раз, где чья?
“– Читателя! советчика! врача!
На лестнице колючей – разговора б!” (1937, в воронежской ссылке) и
“Век скоро кончится, но раньше кончусь я.” (1989, в американской эмиграции).

Я сам повторял настолько же расхожую, насколько красивую идею В.Я.Проппа, пока не ознакомился с оригиналом. Это у него все сюжеты пересчитаны, а роли расписаны, типа Герой, Посылатель (тот, что посылает Героя на подвиги), Враги и т.п. персонажи, которые известны нам по компьютерным играм. Для компьютерных бирюлек, согласен, число сюжетов не то чтобы ограничено, просто монотонные или слишком простые сюжеты забраковываются, а в результате число сюжетов, в которых action’а достаточно много, чтобы обеспечить интерес к игре тинов и, соответственно, хорошую продаваемость коробочного продукта, их, действительно, мало, эдаких вот “активных” сюжетов и все-то они расхожие и похожие. А Пропп, короче, насчитал сколько-то там сюжетов и объявил их число конечным. Тем он артикулировал известную поговорку “всё уже придумано до нас”, которая также известна в версии Екклезиаста “и нет ничего нового под Луной”. Также несостоятельной оказалась красивая идея Кеплера об ограниченности числа планет в Солнечной системе божественным числом семь. Равно как и семь катастроф, которые канонизировал Ренэ Том.

Жаль красивых гипотез. Как известно, “красивые гипотезы безжалостно разрываются безобразными фактами”. В общем, сюжеты “новые, хоть хреновые” никому не заказаны, но не в них дело. Много ль, скажите, сюжета у АнтонПалыча гениального в его пьесах? Дачники: рассиживают, пьют чай, охренев, сумасбродят. Нобелевку-то зажали русскому сочинителю. Понятно, Толстому, тот с религией баловал. Но с Антоном-то вышло вовсе непонятно: европейский господин в пенснэ, политики был принципиально чужд, в Европы, да и вообще по миру широко катал, успех в театре имел несомненный, эффектных и популярных красавиц любил и был ими любим. За что Нобелевский комитет от него рыло воротил? Ну, понятно, русофобия традиционная: русского языка никто ни бельмеса как не знал во времена Чехова, так не знал его и во времена Шолохова. Первому нобелевку не дали, потому что совершили ошибку первого рода (“пропуск сигнала”), второму, наоборот, дали именно потому, что совершили ошибку второго рода (“ложная тревога”). Просто шолоховские тексты, отвратительно переведённые с русского, в Стокгольме ошибочно посчитали антисоветскими и до сих пор рвут на себе волосы по поводу этой номинации. А текстов таких господ, как Бунин, Бродский, Солженицын и Пастернак никто, естественно, и не читал, эти свои премии получили за политику.

Так вот, я считаю, Чехов был недооценен именно из-за малого сюжетного движения. Неброский он уж очень по понятиям комитетчиков. Театр Некрошюса, б.советского, ныне как бы уже западного режиссёра, но человека порядочного, приличного и вполне по-советски образованного, щас когда привозит в Москву чеховские пьесы, то играет их со страшным нажимом и пережимом, чуть ли не вприсядку их пляшет под “Kasachock”. Оно понятно, западлоидам не хватает экшна, потому опытный режиссёр и форсируют для чистой публики ДЕЙСТВИЕ в ущерб ИДЕЯМ. Я отчего такой крюк огородами пропетлял? Чтоб понятие ИДЕИ у Бориса Стругацкого проиллюстрировать. Выражаясь Вашим языком, “новая идея в старых сказках” у него есть и вполне-таки страшненькая, суть такова, что история, блин, телеологична и к тому ж отнюдь не аддитивна. В переводе на нормальный язык выглядит так: сжали Вы надувной шарик своею могучей рукою в одном месте, так он, зараза, взял и в другом месте раздулся ровно на столько же, а коли станете Вы и далее довлеть, дык ведь и лопнуть он может, гондон эдакий. Не знаю, понятно ли я излагаю то, что, на мой взгляд, важно у Б.Н.? Но уж если наглядная метафора не пробивает, то сформулирую языком бессмертной классики: “Рукописи не горят, презервативы не тонут”.