НУЖЕН ЛИ НАМ "ТОТ, КТО КРУЧЕ РЮРИКОВИЧЕЙ"?

Иван Амбарцумов - молодой петербургский политолог.

Демократы очень любят называть себя гражданами”. А попробовали бы они побыть подданными. Да еще под такими, как ваш покорный слуга. Ох несладко бы им пришлось, ох несладко!
( Алексей Мусаков в одном из эфиров на “Православном радио Санкт-Петербурга”)

Идея о “необходимости самовластья” проходят красной нитью через многие выступления Алексея Мусакова. Только поверхностные слушатели и читатели могут подумать, что Алексей Николаевич имеет в виду под конституционной монархией (желательной, по его мнению, для России формой государственного устройства) некую либеральную форму правления, наподобие английского парламентаризма. Если внимательно вникнуть в логику и смысл рассуждений петербургского политолога, то станет ясно, что он желает видеть Россию монархией, конституционной по форме и самодержавной по сути. В личной беседе с автором этих строк Алексей Николаевич произнес слова, кощунственные с точки зрения любого демократа (либерального или советского толка): “В России должен быть человек, обладающий собственностью на власть”. “Собственность одного человека на власть” - это и есть само-властие, само-державие.

Так что клевещут на уважаемого политолога национал-партиоты, утверждающие, что он под вывеской конституционно-монархического проекта хочет помочь “мировому сионизму” еще туже затянуть на шее России чудовищную либерально-демократическую удавку”. И наоборот, недалеки от истины “защитники вольностей и прав”, поборники “гражданских ценностей”, видящие в руководителе Санкт-Петербургского Центра регионального развития и бывшем председателе Российской единой партии женщин злобного врага демократии, душителя их прекрасных порывов”. (“Души прекрасные порывы” — в значении императива так, в соответствии с анекдотом, рассказанным как-то самим Алексеем Николаевичем в одном телеэфире, называлась выставка на Лубянке, посвященная памяти Пушкина).

Мусакову действительно присуща неприязнь к демократии во всех ее проявлениях (гораздо большая, чем у Ильина, Иванова и Сечина и почти такая же, как у Константина Леонтьева), хотя, как ученый-аналитик, объективно исследующий политические процессы, он признает неизбежность и необходимость присутствия демократических институтов в любой современной государственной системе. Любопытен тезис Мусакова, согласно которому даже романовский период в нашей истории (т.е. тот самый период, в который сложилась Российская империя) был по сути не монархическим, а демократическим. Дескать, Романовы, будучи выдвиженцами из не очень родовитого боярства (а демократия это и есть, по сути, власть выдвиженцев), не обладали чертами подлинной царственности. России, по мнению единственного в нашей стране крупного политолога-монархиста, нужны не Романовы, а правители, подобные Рюриковичам или даже “круче Рюриковичей”.

Вообще-то в нашей истории последнего столетия уже был тот, кто круче Рюриковичей” (даже самого “крутого” из них — Ивана Васильевича Грозного). Это, разумеется, “красный монарх” Иосиф Сталин. О Сталине от Алексея Мусакова нельзя услышать ни одного негативного суждения, только сугубо комплиментарные. Мой приятель, человек весьма язвительный, высказался однажды на сей счет следующим образом:

“Я понимаю пиетет вашего “православного политолога” перед личностью товарища Сталина. Он просто видит в нем родственную душу, ведь он такой же восточный деспот по своей натуре. Сын Берии, мемуары которого ты мне давал читать, пишет, что Сталину доставляло удовольствие издеваться над людьми, унижать их, чувствовать их слабости. Ту же черту я вижу в твоем Мусакове, это чувствуется по всей его интонации, подбору выражений, когда он отвечает своим оппонентам из числа радиослушателей или же говорит о людях, с его точки зрения несимпатичных и достойных презрения. А слышал ты, что твой “наставник и учитель” вчера сказал по “Православному радио”? Дескать, никогда он не мог понять Пушкина, почему тот написал: “Начало славных дней Петра мрачили мятежи и казни”. Мятежи, дескать, это действительно мрачное явление, а казни - как раз самое то. Ему значит действительно близок мандельштамовский “кремлевский горец” — “Что ни казнь у него, то малина — и широкая грудь осетина”. Правда, несчастные осетины тут на самом деле ни при чем, как впрочем, наверное, и грузины, хотя они Сталина обожают. Тот же Серго Берия утверждает, что, по мнению его отца, Лаврентия Павловича, Сталину было присуще несвойственное грузинам коварство, и настоящим его отцом был, скорее всего, перс. А господин Мусаков постоянно вспоминает о своих персидских корнях, выражает глубочайшую симпатию к Ирану. Так что, если судить по его любимым наследственно-биологическим критериям, все здесь сходится. В минуты откровенности ваш “гений политической мысли начинает рассуждать так, будто сам себя уже видит царем и деспотом, рубящим головы направо и налево.

Почему Мусаков не идет в публичную политику, с его искусством воздействия на людей, владением всевозможными политтехнологиями? Да просто потому, что всякая должность уровнем ниже монарха ему кажется унизительной. Хотя он не любит Романовых, но все же, наверное, видит мистический смысл в том, что по имени-отчеству является тезкой наследника последнего государя”.

Что здесь можно ответить?

Начнем с последнего суждения. Пристрастие Алексея Николаевича ко всякого рода “духовной мистике”, проявляющаяся, в частности, в совпадениях имен, названий и цифр, достаточно хорошо известна. Мысль о том, что он неслучайно является тезкой убиенного царевича Алексея, наверное, когда-нибудь приходила ему на ум. Но, что касается “нежелания занимать должности ниже монарха”, то это едва ли так. Сейчас Мусаков предпочитает роль эксперта и аналитика, но, в свое время, он пробовал себя и на поприще публичной политики. Пост председателя Партии женщин, который Мусаков согласился занять — “чисто для прикола” — будучи депутатом Ленсовета, как кажется, очень мало подходит для человека, претендующего на “монаршее достоинство”. Может, это просто был способ посмеяться над ненавистной ему партийно-демократической системой? Однако этим “приколом” (который можно рассматривать и как эксперимент, направленный на исследование “женского фактора в политике”) участие Алексея Мусакова в публичных демократических процессах в нашем городе далеко не исчерпывается. В 2002 году он, вместе с другими соратниками по Политическому центру, выдвигался в депутаты Законодательного собрания Санкт-Петербурга. Хотя главной целью созданного им блока была отнюдь не победа на выборах, а нейтрализация “определенных сил”, минимизация эффекта от применяемых ими пиар-технологий (по принципу — “подобное лечится подобным”), думаю, что будь Мусаков действительно избран депутатом, он не счел бы участие в работе ЗакСа для себя “унизительным”, как, по-видимому не считал таковым участие в работе Ленсовета под руководством А. Собчака. Так что в данном случае суждение моего друга, хотя и остроумно, но, по сути, неверно.

По поводу деспотизма вообще и восточного деспотизма в частности уже было кое-что сказано в первой части данной статьи. Уместно также будет привести слова самого Алексея Николаевича, сказанные, опять же, в частной беседе с пишущим эти строки:

“Монархию я рассматриваю с точки зрения биологии… Монарх это всегда опухоль, но опухоль скорее доброкачественная. Последние открытия в области онкологии свидетельствуют о том, что доброкачественные опухоли могут выполнять в организме полезную функцию, препятствуя образованию злокачественных. Такова же функция монарха в человеческой популяции”.

Автор не является специалистом в области медицины и биологии и потому не может судить, насколько верна изложенная Алексеем Мусаковым теория касательно опухолей. Однако предложенная политологом аналогия вполне понятна. Абсолютная власть одного человека над другими, себе подобными это, безусловно, аномалия. Поэтому человек, обладающий задатками деспота и властителя, всегда потенциально опасен для общества. Тем не менее, данная аномалия (монархия, деспотизм, автократия) во многих случаях может служить фактором, сдерживающим возникновение и развитие в общественном организме других, более серьезных, аномалий и деструктивных процессов. За примерами ходить далеко не надо. Все мы видим, к каким “множественным злокачественным образованиям” привело устранение из российского государственного организма доброкачественной опухоли” в виде самодержавной власти.

Возможно, действительно, люди с темпераментом и свойствами восточного деспота” бывают не только опасны, но и необходимы для человеческих популяций и сообществ. Особенно это относится к такой стране, как Россия, которая, по словам А. Дугина (здесь с ним нельзя не согласиться), “обречена либо быть великой, либо вообще не быть”.

Мусаков (которого покойный Л.Н.Гумилев назвал “последним пассионарием”) никогда не отрицал наличия в собственном характере и стиле поведения ярко выраженных властных, “восточно-деспотических” черт. В отношении петербургского политолога к вождю народов присутствует, как признается он сам, большой субъективный момент: наверное, это действительно пример того, как “родственные души чувствуют друг друга”. Однако утверждение о том, что Алексею Николаевичу присущи в полной мере “сталинская жестокость и “сталинские амбиции” представляется автору этих строк весьма преувеличенным.

Люди, наделенные здравым смыслом и нравственным чувством, вряд ли могут приветствовать попытки вновь превратить Сталина в объект восторженного поклонения. И, тем не менее, есть основания полагать, что в свое время Господь Бог послал России этого вождя не только для того, чтобы покарать народ за измену православной вере; законному государю и прочие грехи, но также и с тем, чтобы возвысить, для известных ему целей, нашу державу, сохранить ее как ведущий фактор мировой истории.

Безусловно, Иосиф Виссарионович — это самодержец не “Божьей милостью”, а “Божьим попущением”, но, как мы знаем, и в наказании от Господа проявляется Его благой помысел. Революция, как считали многие мыслители, способствовала пробуждению азиатского (стихийного, языческого) начала в русском человеке. И, возможно, поэтому обуздать революционную стихию, направить ее в созидательное русло, могла лишь азиатская же, по своему характеру и методам, деспотия.

Мандельштам напрямую связывает жестокость и тиранические наклонности Сталина с его восточным (кавказским, как он считал) происхождением. Об этом говорит само название знаменитого стихотворения, упомянутого моим другом — “Кремлевский горец”. Удивительно, как это современные борцы за демократию и прогресс, не устающие восхищаться гражданским мужеством поэта, прощают ему столь откровенно выраженную “кcенофобию”, которая, согласно нынешним либерально-интеллигентским “понятиям”, почитается смертным грехом.

По сути-то, конечно, Осип Эмильевич был прав. Также как прав был и Александр Трифонович Твардовский, написавший о Сталине в поэме За далью — даль” (второй ее редакции, вышедшей уже после “разоблачения культа”) следующие строки:

Не зря, должно быть, сын востока,
Он до конца являл черты
Своей крутой, своей жестокой
Неправоты
И правоты…
Но в испытаньях нашей доли
Была, однако, дорога
Та непреклонность отчей воли,
С какою мы на ратном поле
В час горький встретили врага…
Ему, кто все, казалось, ведал,
Наметив курс грядущим дням,
Мы все обязаны победой,
Как ею он обязан нам…
Мы звали — станем ли лукавить?
Его отцом в стране-семье.
Тут ни убавить,
Ни прибавить, —
Так это было на земле.

“Пиетет” перед личностью отца народов — черта, которая, как кажется, объединяет Мусакова со столь часто критикуемыми им российскими национал-патриотами; кстати, многие из них также весьма почитают последнего великого Рюриковича — Ивана Грозного.

Все же, думается, опрометчиво было бы записывать Мусакова в ряды “сталинистов” (тем более, что, по его же собственным словам, всякий изм” от лукавого). Он прекрасно понимает, что сталинская модель государства и экономики, основанная на сочетании силового принуждения и героического энтузиазма, показавшая свою эффективность в 30—40-е гг., не могла бы быть столь же действенной в наши дни. Современная экономика, по его убеждению, должна базироваться на сочетании государственного планирования с рыночными механизмами, а в политической системе автократия должна сочетаться с элементами демократии в ее самой современной, плюралистической форме.

При всем субъективно положительном отношении к фигуре Сталина, А.Н. Мусаков не может не осознавать, что последствия правления красного монарха” для России были далеко не однозначны. Разве не сказался государственный террор 30-х гг. (жертвы которого сопоставимы по масштабам с жертвами эпохи революции и гражданской войны) на генофонде русской популяции? Алексей Николаевич заметил как-то, что Сталин, конечно, осуществил радикальную модернизацию России, но сделал это ценой разрушения крестьянства — “костного мозга нации”. Спрашивается, хорош ли тот врач, который, желая укрепить организм, наносит ущерб костному мозгу?

Также весьма неоднозначны для страны были результаты правления Ивана Грозного, которого Сталин считал образцовым государем, а некоторые из современных “православных патриотов” желают видеть в лике русских святых. С одной стороны, завершенная централизация государства (которая приобрела даже гипертрофированные формы), покоренная Казань, присоединенные огромные сибирские земли. С другой стороны, разоренное сельское хозяйство, проигранная Ливонская война, ослабленная репрессиями национальная элита. Если бы Иван Грозный не истребил в ходе опричного террора стольких родовитых бояр и князей-Рюриковичей, возможно, в 1613 году к власти не пришли бы “безродные” Романовы.

На примере двух великих деспотов из разных эпох русской истории мы еще раз убеждаемся в том, что обличавшееся юным А. С. Пушкиным и защищаемое А. Н. Мусаковым “самовластие” есть явление неоднозначное с социальной, политической и нравственной точек зрения. Не соответствуют истине ни идеализированное представление о монархии современных православных ура-патриотов, видящих в ней едва ли не осуществление Царства Божьего на земле, ни точка зрения либералов, для которых любая автократия, ущемляющая свободу человека, представляет абсолютное зло.

Указание на неоднозначность монархии как социального и политического явления мы встречаем в Священном Писании Ветхого Завета. Когда евреи, находившиеся до этого под непосредственным теократическим правлением, осуществлявшимся через избранных Богом вождей — Судей — начинают просить “дать им царя, как у прочих народов”, Господь через пророка Самуила предупреждает Свой народ, что царская власть не будет для него легкой и приятной: царь сделает их лучших сынов и дочерей своими слугами и служанками, заберет себе лучшие земли и пастбища, будет отягощать народ тяжелыми поборами. Однако затем, вняв настойчивым просьбам израильтян, Бог сам избирает им царя и благословляет его как своего помазанника. Впоследствии, когда первый царь, Саул, не оправдывает возложенной на него миссии, Бог передает свое благословление роду Давида, с обетованием, что из него произойдет Спаситель мира Христос. И евангельское повествование начинается с родословия Иисуса Христа, с целью показать его происхождение (по человеческому естеству) от Давида. Из ветхозаветной традиции христианством была воспринята идея о сакральности царской власти. Можно найти в Писании и мысль о пользе монархии с государственно-прагматической точки зрения как наилучшего средства поддержания порядка в обществе. В конце книге Судей библейский автор с сокрушением вспоминает о тех днях, когда “не было царя у Израиля”, и “каждый делал то, что ему казалось справедливым” (Суд. 21, 25).

Древние мудрецы и боговдохновенные пророки хорошо понимали, что такое противоречивость (или диалектика) земного тварного бытия, поврежденного грехом; и это не следует путать с шизофренической “амбивалентностью”.

Осознавая невозможность в нашем несовершенном мире совершенных способов правления мы вновь повторим то, что было сказано в первой части: монархия является наиболее адекватной формой государства для России (неслучайно в русском языке само слово “государство” производно от “государя”). Социобиологическая теория монархии А. Н. Мусакова вполне согласуется с учением святых отцов о власти монарха как внешней принуждающей силе, “удерживающей” человеческое общество от окончательного торжества духа апостасии. Вполне возможно, что России действительно нужен (или в скором времени понадобится) правитель сильнее Рюриковичей”, подобный по своим волевым и властным качествам И. В. Сталину, но руководствующийся при этом иным мировоззрением и поддерживающий собственную власть несколько иными методами. Разумеется, прежде всего, это должен быть человек православный, воцерковленный и по-настоящему просвещенный не в смысле следования идеям просветителей XVIII века, а в значении компетентности, верного понимания стоящих перед страной задач. Думаю, что именно это имеет в виду сам Алексей Николаевич.