СПАСИТЕЛЬ МОСКВЫ

Власов получил приказ - как обычно у Сталина - явиться к нему в полночь.

Он приехал в Кремль в сопровождении маршала К.Е. Ворошилова и начальника Генерального штаба Б.М. Шапошникова. После многочисленных проверок они вошли в рабочий кабинет Поскребышева, странного и таинственного человека, пользовавшегося долгие годы абсолютным доверием Сталина. Поскребышев был человеком лет 50-ти, среднего роста, коренастый, с начинавшей уже просвечивать лысиной над широким и высоким лбом.

Пришлось ждать.

Власов нервничал. Он никогда еще не встречался со Сталиным.

Через несколько минут он вошел вслед за Ворошиловым и Шапошниковым в кабинет. В одном углу стоял громадный письменный стол, у другой стены длинный стол для совещаний, покрытый красным сукном.

За ним сидели Берия, Жуков, Маленков и Сталин.

Сталин пожал вошедшим руки. Он двигался бесшумно, быстро и ловко. Власов был на голову выше Сталина.

- Товарищ Жуков! - начал Сталин. Он говорил очень тихо, но ясно.

Генерал армии Жуков сделал доклад.

Это был самый нерадостный доклад, который можно было себе только представить. Паники в Москве нельзя было больше утаивать. Скудные пополнения войск натыкались на поезда с эвакуированными и железнодорожные пути были забиты. На среднем участке фронта, германская армия находилась всего в 40 километрах от Москвы. На юге танковые части Гудериана прошли почти до Тулы. С окончанием распутицы, давшей передышку тяжело потерпевшей Красной армии, немцы будут продолжать наступление. Можно предвидеть, что 3-я танковая армия генерал-полковника Гота - на севере и Гудериана - на юге, обойдут Москву. Хотя намечен подвоз сибирских войск, но сомнительно, что они прибудут вовремя.

 

Генерал А.А.Власов

Когда Жуков кончил, Сталин обратился к Власову:

- А что вы, товарищ Власов, скажете о создавшемся положении?

Медленно и обдуманно Власов указал, что мобилизация необученных рабочих, без совместных действий регулярных войск, бесполезна. Если сибирские войска прибудут вовремя, то следует предпринять прорыв в западном направлении. Это единственное средство выиграть время. Об остальном позаботится русская зима.

- С войсками каждый может защищать Москву, - резко сказал Сталин. - Нужно мобилизовать население миллионного города и защищать каждую улицу. Кроме того, Берия предоставит 100.000 заключенных. Вот их и используйте в качестве солдат.

- А танки? - вставил Власов.

- У меня нет никаких танков, - ответил Сталин и вдруг улыбнулся. - Товарищ Маленков, сколько танков можем мы дать товарищу Власову?

- Пятнадцать, - ответил Маленков.

- Значит, получите пятнадцать танков, больше у меня нет.

Затем Сталин назначил Власова командующим 20-й армии. Он поднялся. Армии еще не было и Андрей Андреевич должен был ее организовать из остатков разбитых полков и дивизий. Разговор был окончен. Спокойствие и деловитость, отсутствие всякой позы, всякой нервности, с которыми Сталин отдавал приказы в таком отчаянном положении, произвели большое впечатление на Власова, в особенности то, что Сталин мог смеяться над пятнадцатью танками, которые еще были!

Вместе с Шапошниковым Власов отправился в штаб, чтобы обсудить меры для принятия командования над армией.

На следующий день он урвал минуту, чтобы увидеться с женой, работавшей в больнице.

Затем началась борьба со временем. Власов немедленно приступил к формированию 20-й армии, используя для этого наличные резервы.

Что же тогда поступило в его распоряжение?

Часть народного ополчения, которая состояла из молодежи и пожилых. К ним присоединились два военных училища и, как ядро будущей армии, части, только что прибывшие из Сибири. Эти два полка были превосходно подготовлены: настоящие сибирские стрелки, дисциплинированные и хорошо вооруженные, а главное — одеты по-зимнему, в овчинных полушубках и валенках. В конце концов, Власов мог рассчитывать и на заключенных. Если они заявляли о своем желании вступить в армию добровольцами, то их отпускали и направляли в штрафные батальоны, действовавшие на самых опасных участках фронта.

Военное обучение (недостаточное), собранной отовсюду массы людей постоянно продолжалось, изо дня в день, невзирая на походы и бои. Армия, вместе с соседней 30-й и другими соединениями, должна была из Москвы приступить к контрудару против немцев на стыке, который образовался между советскими армиями, отступавшими с юга и севера Московской области.

Самым худшим было отсутствие транспорта. Власов нашел выход, точнее, облегчил ситуацию - составил вереницы тяжелых саней, груженых снарядами и оружием, которые прицепили к пятнадцати танкам - ни больше - ни меньше, предоставленным в его распоряжение. Многое приходилось организовывать по вдохновению, самыми примитивными средствами.

Организация 20-й армии еще не была закончена, когда немецкое наступление настолько продвинулось вперед, что армия вынуждена была вступать в действие. На севере германские танковые части достигли уже окрестностей столицы. На северо-западе и на среднем участке фронт приблизился на 30 километров. На юге танки Гудериана стояли перед Каширой.

Падение Москвы казалось неотвратимым.

Теперь глянем на происходящее с другой, с немецкой стороны.

Центральная группа немецких армий двинулась дальше только в начале октября. Начались дожди. Земля, твердая летом, обратилась в море грязи. Люди и моторы изнемогали от усилий. Даже небольшое продвижение вперед требовало подчас от танковой армии половины запасов горючего.

Армия достигла Брянска и подошла к Орлу. И вдруг 20 ноября внезапно пришла зима. Термометр показывал 20 градусов ниже нуля.

 

Генерал Г.Гудериан [в центре]

“В этот день, 20 ноября, — рассказывает Гудериан, — Гальдер принес нам приказы. Высшее командование, несмотря на крутой мороз, все еще называло кампанию “осенней”. Были указаны цели: Москва и Волга у Горького. Это означало поход в 400 километров по ужасным дорогам. Материальные условия, в которых в это время находилась армия, не позволяли выполнить такой поход. Зимняя одежда еще не была получена; снабжение питанием не было обеспечено, так как в тылу хозяйничали партизаны; люди были изнурены.

Все генералы, присутствовавшие на конференции, были в ужасе и смятении.

Я отправился к фон Боку. Он разделял мои опасения. Он вызвал к телефону Браухича и изложил ему мои и его собственные возражения. Я присутствовал при разговоре и вынес впечатление, что Браухич был не один и говорил не от себя.

Наступление было назначено на 2 декабря. Оно было отложено на 2 дня из-за морозов и состояния дорог и началось 4 декабря. Танковые армии Рейнгардта и Гепнера вели наступление к северу от Москвы, моя армия к югу от нее. К несчастью, в центре 4-я армия не двинулась вперед, может быть, вследствие своего состояния.

В самый день наступления термометр упал с минус 20 на минус 40 градусов.

Страдания войск были невыносимы. Масло в орудиях замерзло и они перестали действовать, 5-го декабря после полудня все армии без приказания и без сговора прекратили движение”.

Нет ничего более драматического в военной истории, чем этот страшный удар мороза по движущейся армии.

Германская армия была одета в свои обычные шинели и сапоги и не имела к этому ничего, кроме шарфа на шею и перчаток. В тылу армии все паровозы замерзли. На фронте орудия и ручное оружие отказывались служить. По словам генерала Шалля, танковые моторы приходилось целыми часами разогревать, чтобы пустить их в ход.

Немецкие солдаты были в легких шинелях и ботинках, так называемых “кнобельбехерах”. Эта обувь оказалась совсем непригодной: железные подковы на каблуках и подошвы, подбитые гвоздями с большими шляпками действовали при температуре минус 20 градусов по Цельсию, как необычайные охладители и проводники холода. Это приводило к отморожению ног. В такой же мере страдали водители немецких легковых машин, где пол, в который упирались их ноги, был стальной.

На подошвах русских сапог не было гвоздей. В русской коннице всадники обматывали металлические стремена тряпками или соломой, чтобы не соприкасаться с металлом. Несколько позже свежие части с Дальнего Востока были экипированы в полушубки, шапки-ушанки и валенки.

Власов, несмотря на скудные силы, решился на контрнаступление. Это было рискованным, но казалось единственным средством, чтобы замедлить немецкое наступление. (Ни Власов, никто другой не знал, что немецкая армия уже остановилась, скованная морозом).

С несколькими танками, которыми Власов командовал лично, и моторизованными частями ему действительно удался неожиданный прорыв немецкого фронта.

Однако, несколько часов спустя, он был остановлен, и связь с армией прервалась. Он успел передать по радио приказ предпринять утром подсобное наступление, навстречу которому он сам пойдет с запада. Удался и этот маневр. Оба клина войск встретились у Химок.

У Власова больше не было никаких резервов, а сообщения с северного участка его армии звучали все более угрожающе. В этот момент прибыл командир идущей походным порядком сибирской вспомогательной бригады. Как выяснилось, он получил приказ идти на подкрепление соседней армии, но сбился с пути во время метели. Власов увидел в этом перст судьбы и сразу же взял бригаду под свою команду. Он прекрасно понимал, что такое своеволие грозит неприятностями, но время не ждало, а наступление армии - важнее всего.

Дав подошедшим частям два часа отдыха, он бросил сибиряков на наиболее угрожаемый участок фронта.

Власов с большим успехом применил новый тактический прием. Мысль о нем родилась у него тогда, когда приданные армии 15 танков Т-26 тащили на прицепе тяжело груженные боеприпасами сани.

Теперь на сани Власов посадил солдат. Сцепив сани тросом по несколько штук, он приказал танкам буксировать пехоту по глубокому снегу, который для танкистов не представлял препятствия.

Этот способ дает возможность осуществить быстрое и для врага неожиданное продвижение частей, так как они при этом не использовались сеть дорог, находящихся под постоянным наблюдением и обстрелом. Немецкие части, наоборот, были беспомощны в глубоком снегу, они действовали только на дорогах.

Своевольное решение Власова послужило поворотным пунктом. Ударная сила германских частей ослабела. Метели и высокие сугробы мешали подходу пополнений, моторы отказывались работать, зимнего обмундирования почти не было, тысячи обмороженных немецких солдат отправлялись в тыл.

Русские солдаты были одеты в полушубки и валенки и имели все необходимые средства против замерзания оружия, тем не менее они тоже страдали от мороза...

На следующий день, 6 декабря, Власов принял второе решение, окончательно определившее судьбу боя за Москву - он приказал продолжать контрнаступление, не имея точных сведений о положении противника, и тем самым идя на большой риск.

Контратака, предпринятая 7 декабря, не имела успеха, несмотря на то, что германская армия была заморожена.

Гитлер, находившийся в Восточной Пруссии, в сотнях километров от поля битвы, приказал возобновить движение на Москву.

Власов отдал приказ снова контратаковать!

Эта операция удалась. Совершенно измученные немцы отступили. Германские дивизии не могли больше выдержать контратаки свежих советских войск. Они подались назад.

Почти сто километров гнала их 20-я армия Власова через Волоколамск до Ржева.

Фронт пришел в движение.

Впервые германским дивизиям удалось нанести поражение. Москва была спасена, ее спасителем был Власов.

Армия пошла вперед и за полмесяца освободила 212 населенных пунктов, взяла в плен несколько сотен немецких солдат и офицеров.

Хотя главное командование средним участком фронта было в руках Жукова, хотя рядом с 20-й армией, в контрнаступлении участвовали 30-ая армия Лелюшенко, 1-я ударная армия Кузнецова, 16-я Рокоссовского, 5-я Говорова, 50-я Болдина, 10-я Голикова, но 20-я армия Власова находилась в центре и она добилась решающего успеха.

Миф о непобедимости немцев был опрокинут первыми советскими победами, особенно взятием в плен сравнительно большого числа немецких солдат.

Немцы не только остановилось, но и отступили на 150 километров.

А в это же самое время в сотнях истребительных сталинских лагерей политруки из ВОХРа открыто говорили заключенным по 58-й статье:

- Падет Москва — вас всех ликвидируем.

И надо было этому верить.

Во время развода и на стройплощадках участились случаи произвола, когда начальник конвоя в упор убивал зэка, при этом заявляя: В рот вас... на фронте кровь дороже льется..."

Гудериан рассказывает:

“12 или 14 декабря я отправился к Браухичу. Я был в подавленном состоянии. Умолял его поставить фюрера в известность о подлинном состоянии армии. Браухич обещал, но у меня создалось впечатление, что он впал в немилость и что ему было просто невозможно передать мои сообщения Гитлеру.

16 декабря я просил генерала Шмундта, первого адъютанта фюрера, навестить меня в моей главной квартире в Орле. Шмундт был поклонником Гитлера, но честным и добросовестным человеком. Я сказал ему всю правду и мне удалось его убедить Он взял телефонную трубку и несколько раз пытался соединиться с Гитлером, Но расстояние было слишком велико и линии были в плохом состоянии. Разговор не мог состояться.

Тогда я решил сам отправиться к Гитлеру. Я был одним из немногих генералов, которые могли себе позволить такую смелость. Гитлер несколько раз давал мне аудиенции и он меня всегда выслушивал, даже когда и не следовал моим советам.

Я отправился самолетом в Восточную Пруссию в страшный холод и прибыл туда 20 декабря. У меня было с фюрером три разговора, которые длились в общем пять часов. Я описал ему состояние армии перед Москвой и пытался убедить его, что армии не в состоянии сделать то усилие, которое от них требовалось. Я ему сказал, что мы стоим перед разгромом, не от неприятеля, но от холода. Я убеждал его отменить наступление, очистить занятую территорию, ибо мы не могли ее удержать, и отвести войска на зимние квартиры, обратив танки в блокгаузы. Я уверял его, что это единственный способ спасти армию и обещал ему, что мы возьмем Москву весной”.

Гитлер отказался верить картине, которую ему нарисовал Гудериан. Он упрекал храброго танкиста в том, что тот ведет себя, как все остальные генералы - слишком заботится о своих людях и своих танках. Гитлер был сильно раздражен против высшего командования и не скупился на злобные выражения по адресу главкома Браухича. Но, сказал он, он хочет Москву и он будет ее иметь.

Он продиктовал Гудериану новые приказы о наступлении, которые тот привез с собой на фронт.

Морозы так дезорганизовали армию, что приказы фюрера не могли быть исполнены. Русские все время контратаковали. Хотя они сильно страдали от холода, но не в такой степени, как немцы - им удалось отбросить и поставить в опасное положение германские передовые части.

Из-за снега и холода связь между немецкими частями стала прерываться. Потери немцев были огромны, так как самое легкое ранение на морозе означало смерть. Битва повсюду остановилась сама собою без приказания, несмотря на усилия начальников.

Почти по Орвеллу

Власов и другие генералы оттеснили немцев на 150-200 километров. Он оказался в числе героев, спасших Москву. Их фотографии помещались во всех газетах, за границей тоже обратили на них внимание.

Много лет я старался отыскать эти страницы в выпусках Правды” и “Известий” с описанием великой битвы за Москву, но без всякого успеха. В архивах библиотек, где хранились номера этих газет, нужные страницы были изъяты.

Но на первой странице газеты “Известия” от 13 декабря 1941 можно без труда прочитать и узнать лица на фотографиях. Вся страница посвящена битве за Москву. Заглавие: “В последний час. Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы. Поражение немецких войск на подступах к Москве”.

Внизу страницы помещено девять фотографий героев этой битвы. Величина и порядок помещения их в согласии с рангом изображенных. Так как Жуков командовал участком фронта, то в газетах ему предоставлено первое место: его фотография находится посередине страницы. Справа и слева помещены восемь фотографий генералов, которые в битве за Москву особенно отличились, и между ними генерал-майор Андрей Андреевич Власов, командовавший армией на этом участке фронта. Статья дает точное описание преследования немецкой 2-ой бронетанковой и 106-й пехотной немецких дивизий под давлением наступавших частей генерала Власова.

Понятно, какое значение имеет такая оценка, помещенная в партийной прессе. Конечно, такое превозношение Власова не могло быть совмещено с его дальнейшим поведением в Германии, в связи с созданием Русского Освободительного Движения — РОА

Поэтому исторический облик Власова необходимо было исправить. Оттого первая страница “Известии” в советских архивах была заменена другой, на которой не было ни фотографии Власова, ни упоминаний о нем в тексте.

Все это напоминает роман Орвелла “1984”, в котором описывается, как Министерство правды целиком занято перепиской газет и журналов, чтобы исторические события соответствовали постоянно меняющейся партийной линии.