СИЛА ОБРАЗА

17-02-2008


К 70-летию саблезубого тигра освобождения интернета Юлия Андреева

Перечитывал я недавно мемуары Чаплина «О себе и своем творчестве». Встретился мне такой эпизод:

« Как-то мне позвонил наш друг Фрэнк Тейлор и сказал, что с нами очень хотел бы познакомиться уэльсский поэт Дайлан Томас. Я ответил, что мы будем рады.

— Хорошо,— с некоторым колебанием сказал Фрэнк,— тогда я приведу его, если только он будет трезв.

В тот же вечер, попозднее, раздался звонок, я открыл дверь, и к нам ввалился Дайлан Томас. «Если в таком состоянии он считался трезвым, то каков же он бывает пьяным?» — подумал я».

Это описание напомнило мне советского философа Владимира Швырева, всю жизнь паразитировавшего на «критике неопозитивизма». Чепуха была знатная, но давала средства пить каждый день. После кончины такого рода критики Швырев стал писать что-то про «рациональность», но как и ранее, каждый день приводил себя в иррациональное состояние изумления.

Как-то на одном «Круглом столе» он сказал, еле шевеля языком: «Завтра у меня очень важная официальная встреча (даю в расшифрованном виде, потому что в оригинале звучало «заутта ы мм-не оссн ваассня ссс-ча» и потому, дескать, завтра – ни-ни. «Ни-ни» Швырев произнес очень явственно.

А вот этого – не надо, - сказал я твердо.

- Паассему?

Потому что тогда тебя никто не узнает. В кабинет не пустят.
Образ для узнаваемости – первое дело. Бренд, trade mark, так сказать. Для политиков – само собой разумеется. Но также и для героев художественных произведений.

Всякий сразу узнает силуэт высокого худого всадника с длинными усами, в эспаньолке и копьем в руке на тощей кляче. Всякий узнает Швейка, Шерлок Холмса, О.Бендера. Само собой, мгновенно опознаваемы Христос или Будда. Но даже если и нет иконографии, все равно достаточно произнести: «для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?» - и мы знаем, что это – сам Воланд. Совпадает ли его вид с лицом Басилашвили – трудно сказать.

Художественные образы в литературе создают писатели. И литературный герой – главное достижение писателя. Если «действующее лицо» получилось, то самое важное – сделано. И тогда герой начинает жить своей жизнью, может быть, даже более долговечной, чем сам автор. Точно также, как как песня становится народной, когда забывают имя автора.

Для того, чтобы продолжать «12 стульев», Ильфу-Петрову пришлось воскресить Бендера. А еще раньше Конан Дойлю пришлось оживить Холмса. Когда любимый персонаж Мориса Дрюона Робер погиб от раны стрелой, то Дрюону пришлось завершить серию «Проклятые короли». Проклятых королей и потом еще было много, но Робер – один и воскресить его не было никакой возможности – это ведь историческая личность.

Весьма редко сам автор становится одновременно героем. Разве что в мемуарах. Или в исповедях вроде Августина Блаженного или Жан Жака Руссо. Но…герои они какие-то анемичные. Равно как и мемуарные авторы, скажем, Эренбург в «Годы, люди жизнь». Автор, вроде бы с «биографией». И кого только не встречал, и чего только не видел, и где только не был, - прям как Василий Иванович.

У Раскина в эпиграмме на Эренбурга:

Он, может, где-нибудь и не был,

Но где – не помнит даже сам.
То есть, Эренбург личность известная, но все равно его не ставят в пример, не цитируют крылатых выражений (разве что раньше знали его фразу времен войны «Убей немца»), он не становится артефактом литературной жизни.

Есть, конечно, исключения. Одно из них – Юлий Борисович Андреев. Да, редкий случай. Автор статей, текстов и постингов сделал из себя литературного героя.

Нет в сети человека более цитируемого и возбуждающего острые чувства, чем он. Ему посвящают проклятия, сатиры, поношения, панегирики. Крайне редко встречаются хвалебные оды. Еще 6 лет назад здравствующий и поныне Валерий Сердюченко написал в дифирамбе Андрееву:

«Когда на дискуссионных лентах Сети появился Iouli Андреев, там начался жуткий спам. В чем только его не обвиняли! Возник целый орден анти-юлианцев, носящихся за Андреевым по всей Сети, чтобы насмехаться и изобличать. Автор сего не поленился заказать в поисковой системе имя этого персонажа и был поражен количеством бранных сентенций в его адрес.

Постепенно начало выясняться, однако, что сей монстр живет в геометрическом центре Европы, преподает в одном из ее престижных университетов, имеет безупречную биографию и даже аристократическое (яхтсмен!) хобби , какое не снилось пролетарскому сетевому большинству. Вы думаете, "большинство" смутилось? С точностью наоборот: набросилось на Iouli с удвоенным азартом. Вопреки всякому смыслу он был обозван болваном, сталинистом, юдофобом, юдофилом, антихристом, венским идиотом, проходимцем, мракобесом, таксистом и великодержавным шовинистом. Накренив мускулистые черепа и смазав клавиатуры ядом, местные афиняне принялись строчить свои "ату!" во все интернетовские концы. Были высказаны предположения:

- что Iouli никакой не профессор;
- что у него вместо языка ефрейторская лычка;
- что он не читал Фимы Собак;
- что он австрийский шпион и взорвал Чернобыльскую ГЭС».

(Апостолы и интернеты http://www.lebed.com/2002/art3029.htm )

В ответ «божественный Юлий» (так его иронически тоже называли, усматривая внешнее сходство с Юлием Цезарем), мог, например, ответить:

«Мой статус в СССР в 1991 году соответствовал генеральскому. Впредь, желая что-то сказать, встаньте. Начинать следует так: "Товарищ генерал, разрешите обратиться?". На всякий случай запомните: в ответ Вы неизбежно услышите "Не разрешаю! Обиженных мною на сети - целый холерный барак, так что ругательных слов в свой адрес я наслушался довольно».

Как написал Сердюченко, «другой бы (враг Юлия) на его месте свернулся тихим листиком в складках интернетовского рельефа, притворился дуновением, набоковской бабочкой и сохранил бы себя как особь».

Народ очень негодовал, не замечая, что имеет дело с литературным героем и думая уязвить некоего венского обывателя, который покусился на незыблемые основы. Нет, какое-то смутное ощущение игры-мистификации было.
Но.... Юлия Андреева сравнивали с подпоручиком Дубом, Хлестаковым, гоголевским городничим, бароном Мюнхгаузеном, Тартареном, щедринскими Органчиком и Угрюм-Бурчеевым. Когда исчерпывались литературные реминисценции, называли фанфароном, обалдуем, идиотом и даже простым непритязательным народным дураком. ДЧ еще напомнил - Венским Дятлом.
Конечно, все названные литературные персонажи ни в малой степени не проясняют суть феномена Андреева. Никто из них не мог бы написать так:

«Моя задача довольно проста - не позволять Вам свободы самовыражения, так как такая свобода, к сожалению, означала бы еще одну победу пошлости, область проникновения которой в современное общество и так уже невероятно высока. Поэтому не обольщайтесь и не ждите снисхождения. Каждое новое проявление посредственности и пошлости в Ваших текстах будет беспощадно выставлено на всеобщее обозрение. Я беру на себя ответственность за качество текстов и за интеллектуальный уровень участников. В моей нетерпимости я руководствуюсь, если честно сказать, соображениями в некотором роде эгоистическими, мне стыдно помещать свои тексты рядом с текстами этого господина.

Вы человек явно посредственный, тусклый и скучный, как окно в здании, предназначенном на снос. Представьте себе, что я назначил Вам свидание, а пришел не один, а с неким человеком, от которого разит перегаром и дешевым одеколоном, и который через слово вставляет в разговор какую-нибудь непристойность. В таких случаях сайт хиреет и превращается в еще один загон для непарнокопытных.

Даже, простите, в пивной, всегда надеешься встретить незаурядного человека, общение является существенной частью нашей жизни, которая, не очень длинна и заполнена борьбой за существование.

Я отдаю должное Вашим героическим усилиям не замечать меня, но беда в том, что для того, чтобы не заметить Вас, усилий прилагать не требуется. Ваше "мнение" никого не интересует и интересовать не может, как не интересует быков мнение мухи, сидящей у них на рогах.

Искусство драки в его прикладном смысле - прежде всего искусство ударить первым. Поэтому бокс, где искусство обуто в мягкие (условно) перчатки, жизни не имитирует, напоминая драку собак в намордниках.

Лучшими виртуальными перчатками в сети являются ежовые рукавицы. Чем проще мозг, тем череп крепче.

Человек - существо эмоциональное, поэтому противник по делам даже сугубо рациональным чаще всего получает статус "врага". Особенно этим грешат женщины, для которых враг даже тот, кто заметил у них ошибку в умножении. В конкурсе дураков умные не выигрывают. Если человека долго бить ногами, простая оплеуха покажется ему лаской».

Своей фирменной лаской Юлий Андреев одарял всех – и в этом, может быть, одна из главных его особенностей. Исключений быть не должно, иначе может повредиться образ. Обвинение в графомании или слабой ориентации в литературе – одна из самых ласковых оплеух, которая не уступает по нежности чесанию пяток страусиным пером.

В области изящной словесности я намного превосхожу Вас. Вам никак не удается прыгнуть в этом деле выше головы, другими словами, Вы способны только на банальность.
Поэтому, Вы должны быть предельно скромны в общении со мной, Вы просто обязаны осознавать, насколько дальше Вас мне удалось продвинуться по эволюционной лестнице.
Вы не должны воспринимать это, как нечто для Вас унизительное. Природа не знает справедливости, поэтому рядом с гигантами морей, китами, всегда вертится мелкая килька, и ничего обидного в этом нет.

Часто в ответах противники Андреева брали его тексты, но вместо себя подставляли в них имя своего обидчика и врага. В ответ: «анонимы, повторяющие мои постинги, должны безжалостно уничтожаться и захораниваться на специальном кладбище для самоубийц без таблички с именем». Это только делало его образ еще ярче: обласканные вынуждены заимствовать его тексты, стало быть, сами способны лишь на графоманию.

О графоманах Юлий пишет постоянно, но сам счастливо избегает этой участи.

«Сорок тысяч графоманов, это не так страшно, как кажется. Они обитают в своих, по большей части закрытых сообществах, вроде популяции крыс в городской канализации. Бороться с ними мы начинаем тогда, когда они пытаются стать нашими соседями по квартире. Не обращать на них ёвнимания невозможно, как невозможно не обращать внимания на таракана, попавшего за ворот рубахи.

Нормальные люди в живой или письменной речи не склонны вспоминать про грамматику, как, скажем, молодые и энергичные господа не открывают втихомолку пособие по сексу, оказавшись с дамой в интимной обстановке.

Точки над "ё", которые вдруг Вам так понадобились, меня не на шутку встревожили. Чем-то они напоминают два близко посаженных глаза идиота. Вкупе с Вашей старушечьей религиозностью это заставляет меня подозревать, что неизбежные с возрастом необратимые изменения безжалостно поразили Вас несколько ранее, чем это обычно случается».

Признанные литераторы тоже получают от божественного свою порцию:

«С формальной точки зрения поэзия есть, несомненно, чепуха. Многие, однако, считают, что чепуха эта может быть талантливой, а порой и гениальной. Одна из тайн бытия, следует отметить. Поэзия, не ограненная умом, это не более, чем брачная песня сороки. В то, что поэтов выбирают демократическим путем верят только павлины. С чего это Вы взяли, что павлины не несут яйца? Несут, и с гордостью.

Вся одесская линия в литературе - Бабель, Багрицкий, Олеша, Ильф, Петров, Катаев, Соломон Белов и целая когорта литературной мелочи была явлением жутким, танцем вурдалаков и гномов над трупом русской литературы».

Образ требовал нежно пороть всех – политиков, коммунистов, капиталистов, фашистов, богачей, батраков, рыночников, националистов, ученых, демократов и либералов, а также в целом народы, нации и население.

Вот два афоризма:

Главное назначение опросов населения – выяснение степени его невежества.

Нет хороших или плохих наций. Каждая нация ужасна по-своему.

А вот это уже более развернуто:

«По законам толкучего рынка народу дают именно то, что он с готовностью жрет. Пока демократический способ манипуляцией населения был в предмаразматическом состоянии, пипловы кормильцы еще стеснялись варить для него свою поганую кашу, но сегодня всякий стыд давно потерян. По первым этажам бывших аристократических кварталов поганками размножились татуировочные салоны, где в качестве дополнительной услуги клиенту врежут серьгу в пупок, в нос и в другие места. Многочисленные "писатели", унылое толковище микроцефалов, будут бубнить в ухо этому клиенту нечто позорное на его родном курином языке, а критики объявлять этот литературный брюшной тиф нетленкой, как корысти ради, так и просто из негодяйства».

Ей-богу, хорошо. Юлий нигде не выходит из вжитой в себя роли. Глубокий образ, сделанный мастером и большим талантом.

Казалось бы, продление жизни - заманчивая вещь. Спасибо науке? Нет:

«Механизм смерти изучается сегодня в деталях, и если не бессмертие, то значительное продление жизни ждет людей состоятельных уже в этом столетии. Не подлежит сомнению, что это обстоятельство вызовет социальные волнения невиданных доселе масштабов».

Стало быть, волнения, террор, революции и беспощадные бунты. И таково даже благостное будущее при победе науки над болезнями и старостью, а разума над сансапариллой.

В этих мрачных (часто отточенных) инвективах и филиппиках есть какая-то холодная и мертвая красота полярного сияния. Под этим безжизненным монотонно повторяющимся мерцанием глупая травинка не вырастет. Странно, что слыша это, почти никто не покаялся. Не ушел в монастырь. Даже не застрелился и не повесился, не вынеся отвращения к собственной мерзости, подобно Отто Вайнингеру, добровольно ушедшего из жизни в 23 года как бы в предчувствии появления ангела Армагеддона, разящего свирепым мечом.

Кто-то скажет: он психохищник и ждет момента проткнуть яремную вену. Он уже не может без укусов. Он Бармалей-людогрыз. Карабас-Барабас. Вампир. Оголодавший пияв. Резонер, благородный отец, инженю и злодей в одном флаконе.

Совсем нет!

У Юлия (или у образа, им созданного?) всегда отменный стиль. Точные суждения. Часто - афористичные. И часто - знание социальной реальности и каких-то ее сторон (атомная промышленность, например). Ничего подобного не было ни у Карабаса, ни у подпоручика Дуба, ни у градоначальников города Глупова.

Если сложить все его разящие библейские послания-проклятия на тему пошлости, недостаточной сообразительности и просто скудоумия, то получится собрание сочинений. Да оно уже и есть – в сотнях постингов, статей и афоризмов.

Юлий Андреев - лицо нынешнего пророка. Кто-то посчитает это лицо маской колдуна вуду. Это – грубая ошибка. Нынешний Иезикииль, Даниил и Иеремия в одном теле повторяет судьбу библейских уязвителей порока. Те словесно сокрушали растленный Иерусалим, книжников-фарисеев-саддукеев, а этот - все, что ему не нравится в мире. А ему там не нравится, практически, все. И то правда, что приятного в этой юдоли скорби и слез? Тех пророков, (почти всех) перебили камнями. Били и Юлия. И будут бить еще. Но никакие ответные экзекуции не производят на Юлия ни малейшего впечатления. Этим он выгодно отличается от своих библейских предтеч, из которых почти никто не умер в своей постели. Он – несокрушим и неуязвим, как кедр ливанский, гранитная скала, исходный замысел абсолютной идеи.

Есть повторы инвектив? А как же! Это – черта характера, узнаваемый мотив, яркая краска героя. Только появился, сказал: «Отойди, любезный, от тебя курицей пахнет». Или какими-то пачулями, - и сразу ясно: пришел чеховский Гаев.

Придумал ли Юлий специально такой свой образ, так же, как был создан, например, Козьма Прутков?

Никто не станет примерять маску Козьмы к Алексею Константиновичу Толстому. А к Юлию – примеряют. Так ли? Справедливо ли? Этого никто никогда не узнает, так как сие - часть его бесподобного детища.

Есть в создании таланта Юлия Андреева что-то очень симпатичное. Странно, что никто не заметил в выдающемся творении Андреева такого прототипа как Дон Кихота Ламанчского. А он как раз имеется, - и в весьма заметной пропорции. Изменить мир, истребить зловредных мельничных тупиц, насадить благолепие и справедливость в селянах и горожанах. Дон Кихот жил и действовал до тех пор, пока священник не убедил его в том, что тот впал в болезненные галлюцинации, что на самом деле его имя Кихано и он никакой не рыцарь, время которых давно миновало и на романы о которых написал пародию Сервантес. Да, охмурил поп рыцаря Печального образа. Признался бывший Дон Кихот в своей безумной слепоте. И – сразу умер. Но в памяти народной остался-то не Кихано, а Дон Кихот!

Юлий Андреев не верит попам, раввинам, муллам и буддийским монахам, не говоря уж о шаманах и жрецах. Фантастический образ, созданный его мощным умом, не может повредиться.

Мы желаем ему чрезвычайного долголетия сейчас и бессмертия – в будущем!

Комментарии

Добавить изображение