ЕВРЕЙСКИЕ "НАЧАЛЬНИКИ" ПОЛЬШИ

Неподалеку от автовокзала Беэр-Шевы расположено небольшое здание, где размещаются офисы Негевского университета им Бен-Гуриона. Корпус носит название Эйн-Геди, по имени оазиса возле Мертвого моря, где от гнева царя Саула скрывался его преемник Давид. Раньше здесь была гостиница, очень сочно описанная у Марека Хлавно. Описание почему-то не вошло в новые издания его книг. Беэр-Шева была до Шестидневной войны важным армейским центром. Главным врагом считался Египет. Дорога до Тель-Авива занимала больше трех часов, да политика Бен-Гуриона требовала от военных начальников, руководителей промышленности и профессоров вновь созданных колледжей поселиться в городе. Большую роль в жизни играли жены начальников, создавшие здесь музыкальные школы, театр, поднявшие немало культурных и образовательных проектов. Жизнь тогда била здесь ключом. Построенный Арье Шароном по проектам стиля Баухауз город в Негевской пустыне казался тогда символом нового Израиля, не обремененного урбанистическими проблемами Тель-Авива, ни религиозными предрассудками Иерусалима. В Беэр-Шеве 1950-х годов встречались интересные персонажи.

В наследство от добрых и веселых времен, вместе со зданием гостиницы, созданный в 1971 году университет получил и коменданта, невысокого польского еврея по имени Абба Берман. Я познакомился с ним еще до того, как начал работать в университете. Берман был очень интересным собеседником, грамотным и остроумным. Я любил слушать его истории о подполье во время оккупации нацистами, о службе в Войске Польском, а также о веселых похождениях с немецкими и шведскими туристками, принесшими в Негевскую пустыню идеи побеждавшей тогда сексуальной революции. Однако Берман тщательно избегал рассказывать о своей жизни в послевоенной Польше. Как я позже узнал, тому были серьезные причины.

Правда, Берман как-то сказал, что приходится близким родственником всемогущего когда-то в Польше Якуба Бермана, курировавшего службу безопасности. Вместе с Болеславом Берутом и Хилари Минцем Якуб Берман был членом «сталинского триумвирата», правившего Польшей до 1956 года. В файлах британской разведки Якуб Берман назван куратором отъезда польских евреев в Израиль. Интересно, что в Израиль, где еврейское население составляло всего 600.000, из Восточной Европы за короткий 1947-1949 г.г. срок репатриировалось около трехсот тысяч человек. С той волной приехало много военных специалистов, офицеров-фронтовиков, воевавших в партизанах и на фронтах Второй мировой войны. С этой волной приехало много советских евреев, выехавших из СССР «в рамках репатриации» на волне многомиллионных трансферов населения, происходивших тогда по всей Европе.

Как-то, уже в конце 1970-х годов сотрудник компьютерного центра университета Леопольд Шевелев, отвел меня в сторонку. Шевелев – автор русского перевода романа Ежи Анджеевского «Страстная неделя» (вышедшего в иерусалимском журнале «22» в лучшие его времена, когда его редактировал Рафаил Нудельман) хорошо разбирался в польских делах. Он зловеще спросил: «Ты знаешь, с кем общаешься?». Незадолго до того, в разгар борьбы движения «Солидарность» в Америке вышла книга репортажей с жившими тогда польскими руководителями о событиях 1956 года, о приходе к власти Владислава Гомулки. Между прочим, в показаниях секретаря Варшавского горкома Осинского было и о следователе УБ (Управление безопасности, Urzad Bezpieczenstwa) Аббе Бермане, отличавшимся тем, что он забирался на стол и прыгал на подследственного. Я спросил Аббу, не о нем ли речь. Тот побледнел, но признал, что о нем. Позже он рассказал мне, что приехал в Израиль в 1956 году в составе группы из 53 оперативников и следователей УБ с семьями. Они опасались, что их, как евреев сделают козлами отпущения за все преступления сталинского режима в Польше. Гомулка тогда принял решение об уменьшении числа евреев в системе польской госбезопасности, а одиозный Яцек Ружанский и несколько других евреев - старших офицеров УБ уже находились под арестом. Берман рассказывал, что большинство его коллег устроилось в Израиле «по специальности», в разных «органах», в основном в контрразведке ШАБАК. Однако самого Бермана не взяли, а устроили в гостиницу Эйн-Геди.

Абба часто запирался в своей каморке-кабинете и писал что-то мелким почерком в толстой тетради. Он говорил, что это будет книга, диссертация по недавней польской истории, в создании которой он тоже принял участие. В начале 1980-х он отправился в Польшу в надежде, что его диссертацию там примут, а книгу опубликуют. В Польше Абба встретил холодный прием и вернулся, несолоно хлебавши, опустошенным и разочарованным. Память о беседах с Аббой Берманом дала толчок для поисков специалистов из СССР и других социалистических стран в израильских спецслужбах. Ведь кроме дела о шпионаже в пользу Румынии в ШАБАК, о них ничего не было известно.

Абба Берман был родным братом члена польского политбюро Якуба Бермана. Позже, мне довелось встретиться и с другими представителями варшавской семьи Берманов, услышать рассказы и воспоминания о Якубе Бермане. Другой брат Адольф Берман был участником восстания в Варшавском гетто, одним из создателей «Жиготы», специального организации Армии Крайовой, для помощи евреям. Гораздо позже в Израиле сменил имя на Авраам, дважды избирался депутатом Кнессета и выпустил две книги на иврите. Однако его все равно продолжали называть Адольфом. Он также был руководителем Центрального комитета евреев Польши, свидетелем обвинения на процессе своего тезки Эйхмана, дважды избирался депутатом израильского Кнессета, состоял в правлении Израильского союза партизан и борцов с нацизмом. Интересно, что подобно русско-еврейской интеллигенции в Израиле, польские интеллектуалы, такие как Берман (защитивший до войны в Варшаве диссертацию по социальной психологии), так никогда и не абсорбировались в израильской жизни. Жена Бермана Бася больше всего мечтала о создании польской библиотеки, призывала польское посольство в Тель-Авиве создать культурный центр, предлагала свои услуги библиотекаря. Ведь тогда около половины израильского населения понимало польский язык. Еще в начале 1970-х годов на улицах Тель-Авива звучал польский язык, да и значительно позже в маленьких кафе вдоль Бульвара Бен-Гуриона почти исключительно звучала польская речь. Чрезвычайно активная в Польше Бася Берман в Израиле всегда чувствовала себя чужой. Перед смертью в 1953 году, вызвавшей много толков, она оставила записку «я здесь никогда не стала своей».

Адольф Берман, вырос в доме, где говорили на идише, а отец писал на иврите палестинофильские стихи. Он учился в русской гимназии в Варшаве. Однако до конца жизни Адольф Берман остался связанным с польской культурой. Берман писал по-польски, публиковал статьи в польских газетах, участвовал в организации вечеров любимой с юности польской поэзии, поддерживал связь со своими друзьями-коммунистами в Варшаве. Лишь находившийся на вершине власти его брат Якуб Берман не писал, а связь поддерживалась его дочерью Люциной и сестрой Иреной Олецкой.

Вероятно, британские разведчики правы, и Адольф Берман действительно имел какие-то связи с советской разведкой в создании «коалиции просоветских еврейских организаций». Без людей этой профессии мало что обходится, хотя серьезно повлиять на общественные процессы никакая, даже самая лучшая разведка или охранка не в силах. Однако, вряд ли Адольф Берман был шпионом. Ведь существовало четкое указание Политбюро ЦК КПСС не привлекать людей такого ранга к оперативной работе. В конце концов, создание «лиги просоветских еврейских организаций» было делом, соответствующим его таланту и темпераменту. Берман всю жизнь занимался поиском компромиссов, примирением, созданием коалиций и сглаживанием противоречий и углов.

В конце 1930-х, когда Коминтерн принял новую стратегию создания народных фронтов, Берман был тем человеком, который сделал невероятное – свел вместе бундиста Виктора Альтера, левых сионистов из Поалей Цион, популярную писательницу, дочь министра в правительстве Пилсудского Ванду Василевскую, и коммунистов, в том числе своего непримиримого старшего брата Якуба. В 1936 году Берман руководил организацией международного конгресса во Львове, собравшего видных левых интеллектуалов.

Во время войны Адольф Берман был одним из создателей широкой коалиции весьма противоречивых польских левых сил. Он вошел в руководство «Жиготой», Советом помощи евреям (Зегота, Rada Pomocy Żydom, Совет помощи евреям) – организацией, созданной польским эмигрантским правительством для спасения евреев. Жиготу создали две польские католички – Зофия Коссак-Щуцка. Организация спасла 75.000 евреев, выдала 60.000 фальшивых свидетельств, позволивших евреям жить на арийской стороне. Только в Варшаве «Жигота» помогла спасаться свыше 10 тысячам евреев. Варшавская «Жигота» под руководством Ирены Сендлеровой (Сендлер) спасла 2,500 детей, выведенных из пылавшего Варшавского гетто. Все это делалось в подполье, и грозило неминуемой смертной казнью всем участникам.

Сегодня в кругах еврейских профессионалов, занятых Холокостом, принято обвинять союзников по антигитлеровской коалиции, якобы делали они недостаточно в спасении евреев. Об этом даже говорят кандидаты в американские президенты в предвыборные сезоны, правда, исключительно перед еврейской аудиторией. Из политических соображений там принято проклинать французов, как антисемитскую нацию, поголовно сотрудничавшую с нацистами, хотя 72% французских евреев смогли пережить Холокост. Зато среди фашистских режимов принято искать спасителей. В Польше действовала правительственная организация, помогавшая евреям, но об этом не любят говорить. Польшу заклеймили, как антисемитскую страну, вероятно, потому, что крупные нью-йоркские адвокатские фирмы, поддержанные еврейскими организациями, не могут взыскать деньги за кровь погибших там евреев. Вопрос памяти Холокоста, как никогда прежде, подчинен у нас нуждам еврейской политики.

Во время визита в Израиль в сентябре 2006 года польский президент Лех Качинский предложил израильтянам вместе добиться Нобелевской премии мира для Ирены Сендлер. Знающие люди в Израиле говорили мне, что инициатива обречена, поскольку в Израильском мемориале памяти Холокоста «Яд Вашем» хотят Нобелевку для себя и сорвут любую другую израильскую инициативу по премии, связанной с Холокостом. Понимание собственной пользы победило ведомственные дрязги в Израиле лишь тогда, когда Ирена Сендлер уже умерла и по уставу ей нельзя было присудить премию.

По-русски о «Жиготе» почти ничего нет. Координатор проекта Стивена Спилберга «Шоа» по Западной Украине профессор Юлий Штернберг говорил мне, что мы любим всех обвинять в бездействии, а о деятельности правительственной польской подпольной организации по спасению евреев и слышать не хотим. О самоотверженности и самопожертвовании простых поляков, работавших для «Жиготы» не любят говорить в кругах еврейских профессионалов-«холокостоведов» потому, что парадигма сегодняшнего культа Холокоста внушает, будто «все против нас». В руководстве «Жиготой» кроме Бермана были еще евреи из разных политических партий, но основную роль играли поляки.

После войны, вплоть до 1948 г. польское правительство негласно поддерживало эмиграционные тенденции, создав режим благоприятствования для отъезда евреев из страны. В 1945-1948 гг. в Польше существовали двенадцать сионистских партий и общественных организаций, занимавшихся проблемами отъезда евреев. Берман возглавил Центральный комитет евреев Польши, куда вошли все сионистские партии в Польше кроме ревизионистов (их и в еврейской Палестине тогда считали террористами и фашистами), а также Объединение еврейских партизан и Еврейская боевая организация, начавшая восстание в Варшавском гетто. Адольф Берман всеми силами старался сохранить сложившееся во время войны сотрудничество, старался помогать уцелевшим евреям. Его бывшие товарищи по подполью, еврейские коммунисты, занявшие высокие посты в Народной Польше Михаль Мирски и Гжегож Смолар обрушились на Адольфа Бермана с обвинениями в еврейском национализме. Еще больней были попытки бывших соратников, как Яцек Леоцяк вообще деиудаизировать (odżydazanie) восстание в Варшавском гетто. В 1950 году Адольф Берман с семьей уехали в Израиль. На прощальный обед в доме сестры Ирены Олецкой неожиданно пришел и брат Якуб, курировавший тогда в ЦК ПОРП идеологию и госбезопасность. Впрочем Якуб Берман курировал не только еврейскую эмиграцию. 1947-1948 годы были не только годами еврейской эмиграции из Восточной Европы. Там шли массовые этнические чистки, депортация миллионов людей. Берман курировал депортацию немцев из Силезии, Гданьска и Восточной Пруссии. Депортация была далеко не только достоянием коммунистических режимов. В соседней Чехословакии либерально-демократическое правительство Бенеша изгоняло миллионы судетских немцев, причем не стеснялось давить танками женщин и детей, как это случилось в Братиславе.

Символично, что последняя из этих этнических чисток опять ударила по евреям. После студенческих демонстраций в поддержку «Пражской весны» в конце 1967 года польское правительство развернуло в стране антисемитскую кампанию. Евреев изгоняли отовсюду, из государственного аппарата, из партии, из университетов и прессы. Министр внутренних дел Мечислав Мочар обвинил в ужасах, творившихся после 1956 года «этих замбровских, радкевичей и берманов», сионистско-нацистских заговорщиков связанных с мировым империализмом. Агентура госбезопасности распространяла фальшивую речь, приписываемую Якубу Берману с призывами к польским евреям менять фамилии и захватить контроль над страной. Польские СМИ наполнилась разгромными антисемитскими статьями и карикатурами о сионистско-нацистском заговоре против Польши. Оставшимся евреям прямым текстом было предложено убираться вон. В марте генеральный секретарь ПОРП Владислав Гомулка выступил с речью о том, что границы открыты, и все, кто «видит Израиль своей родиной» могут туда убираться. Правда, большинство польских евреев предпочло скандинавские страны, гостеприимно открывшие двери перед беженцами.

Адольф Берман сумел сохранить дружеские отношения со своими бывшими недоброжелателями. Все годы он поддерживал с переписку со многими оставшимися в Варшаве. Позже он даже помог изгнанным после 1968 года бедствовавшим в эмиграции польским коммунистическим функционерам Смолару, Мирскому и другим. Правда, Берман отказался дать деньги на издание мемуаров остро нуждавшемуся в средствах Мирскому, оказавшемуся в эмиграции в Копенгагене. Зато он приютил у себя в Израиле дочь Мирского Майку, страдавшую от астмы, помог изгнанному со всех постов Смолару, в 1969 году оказавшемуся в Израиле.

Не удивительно, что в создании «лиги просоветских еврейских организаций» принял участие и еврейский поэт Авраам Суцкевер, тоже заподозренный британской разведкой в связях с советскими спецслужбами. Суцкевер сражался с нацистами в партизанах, писал замечательные стихи. Зря Сами Розен пишет о нем «никому неизвестный сегодня». Сегодня Суцкевер окружен искренним почитанием и считается живым классиком еврейской литературы. Его кандидатуру постоянно выдвигают на Нобелевскую премию по литературе. Как часто у нас бывает, доходило и до абсурда. «Авраам Суцкевер голодал и воевал с нацистами в литовских лесах, под пулями создавал великую поэзию на идише, воспевшую трагическую судьбу евреев. Он не получил Нобелевскую премию — писал раввин и профессор еврейской литературы Алан Нейдлер в «Нью-Йорк Таймс» в 2004 году — Получил ее Башевис-Зингер, поедавший в это время сырные блинчики в «Знаменитом молочном кафетерии» на 72-й улице, размышляя о польских шлюхах и еврейских бесах».

Неудивительно и то, что и в Израиле Адольф Берман занялся примирением людей и, может быть, лучше, чем кто–либо, подходил на роль координатора «лиги просоветских организаций». Не надо забывать, что в Израиле в то время было много людей, видевших в Красной Армии спасительницу еврейского народа, видевших в СССР единственную гарантию того, что фашизм больше не возродится.

Старшего брата Якуба Бермана вряд ли можно назвать советским агентом. В 1937 году Сталин ликвидировал Польскую коммунистическую партию, а всю верхушку расстреляли на Лубянке. Берман прекрасно знал, что находится под подозрением и числится в Коминтерне в списках провокаторов. Однако он не терял веры в коммунизм, и Пакт о ненападении Молотова-Риббентропа считал временным. Когда Германия и СССР напали на Польшу в сентябре 1939 года, Якуб Берман с надеждой ринулся в СССР. Берману очень повезло, что он попал в Белоруссию. Первый секретарь ЦК республики Пантелеймон Пономаренко хорошо относился к польским коммунистам-беженцам и создал в Белостоке, который перешел тогда к СССР, целую польскую колонию. Попавшим в Украину беженцам повезло меньше. «Хозяин» Украины Никита Хрущев относился к польским коммунистам с подозрением. Попавшие во Львов товарищи Бермана по литературному коммунистическому «Литературному месячнику» Александр Ват и Владислав Броневски были арестованы НКВД и на много лет исчезли в ГУЛАГе. Там же, «случайно» украинские чекисты убили мужа Ванды Василевской Мариана Богатко.

Встреча со Сталиным и помощь Ванды Василевской (она с Якубом одно время были любовниками и сохранили дружбу на всю жизнь) неожиданно вознесли его на вершину власти. В 1942-1948 он входил в близкий круг соратников Сталина. Берман оставил интересные воспоминания о Сталине, похожие чем-то на «Разговоры со Сталиным» Милована Джиласа, но лишенные обобщений, свойственных эпохе Холодной войны. Да и знал Берман Сталина лучше, чем Джилас.

В 1952 году Ванда Василевская специально приехала из Киева в Варшаву, чтоб предупредить о том, что Сталин хочет провести в Польше открытый процесс, подобный пражскому процессу. Главным фигурантом процесса, несомненно, был избран Якуб Берман. Дочь Бермана, забеременевшая в 1953 году, вспоминала, что отец не надеялся дожить до рождения внука. После замечания Сталина о здоровье секретарши Бермана Анны Дунски, та была неожиданно арестована. «Мы все чудом выжили, нас всех Сталин не успел вовремя уничтожить – третью часть партии польских коммунистических кадров» – признавал как-то Роман Варфель, в прошлом один из шефов идеологической работы ПОРП.

В начале 1953 года по настоянию Москвы Якуба Бермана освободили от руководства органами (и дали опереточный титул заместителя главы правительства без всяких полномочий). Только исключительная лояльность Болеслава Берута спасла Бермана и Минца. Узнав о смерти Сталина, Якуб Берман поехал в Москву, однако его посадили в заднем ряду. Он понял, что потерял доверие Кремля. Берман был и на ХХ съезде, читал знаменитый антисталинский доклад Хрущева. Он вернулся в Польшу без Берута, который неожиданно заболел и вскоре умер в московской больнице.

Впрочем, Берман не был садистом и костоломом, никогда не участвовал в допросах, не выбивал показаний. Этим командовал Яцек Ружанский, потомок знаменитой раввинской фамилии, впрочем, пользовавшийся полным доверием Бермана, как и брат Ружанского Ежи Борейша, непререкаемый диктатор в области культуры в Народной Польше. Может быть, благодаря Берману ситуация в Польше не была столь жестокой, как в других социалистических странах. Там не провели коллективизации, не разгромили церкви. Да и многие репрессированные, как Владислав Гомулка, после смерти Сталина вышли из тюрем живыми, а не реабилитироваными посмертно, как генсек Чехословацкой компартии Рудольф Сланский или министр внутренних дел Венгрии Ласло Райх. Да и после изгнания Бермана Варшава тоже не была похожа на Москву. Польский публицист и поэт Антоний Слонимски вспоминал, что уже после отстранения Бермана, он встретил его на показе фильма Маяковского «Клоп». Через два ряда за Берманом сидел первый секретарь ЦК ПОРП Гомулка, сидевший при Бермане в тюрьме. Мои собеседники отмечали, что годы преследований выработали среди польских коммунистов своеобразное чувство товарищества. Старый функционер польской компартии сказал мне «У нас творились всякие дела, но не казнили товарищей».

Через четверть века после изгнания из партии, больной, разбитый инсультом Якуб Берман дал удивительное интервью деятельнице «Солидарности» Терезе Тораньской. Тораньска была поначалу настроена негативно Она назвала свою книгу «Они» и добавила подзаголовок «Польские марионетки Сталина». Для поколения Тораньской социализм заключался в русской оккупации и сталинских репрессиях. Однако она честно дала слово этим самым «им». Позже Тереза Тораньска писала мне: «Я поняла, почему окружающие Бермана люди обожали его». Перед смертью Берман дрожащей рукой написал на листике бумаги «Весь мой жизненный путь, все мои колебания, поиски, моменты отчаянья и моменты радости от наших достижений на трудном и ухабистом польском пути к социализму. Несмотря на все, извилистый путь этот возвысит людей. Теперь уже, вероятно, без меня».

Якуб Берман авторизировал свое интервью с Тораньской перед самой смертью. Здесь он отбрасывает всякую марксистскую риторику. Берман говорит языком Realpolitik: «Мы выбрали правильную сторону. Это единственно, что важно для истории. Выбери мы другую сторону, Польша оставалась бы крошечным «Герцогством Варшавским», жалкой европейской территорией, лишенной всякого значения». Поддержку этой точки зрения я когда-то услышал с самой неожиданной стороны – от правого израильского политика, идеолога трансфера арабов из Израиля Рехаваама Зеэви, у которого я одно время работал консультантом по русским делам на выборах. «Национальное существование Польши было обеспечено лишь благодаря Сталину – сказал он как-то, – Из слабого, разрываемого этническими конфликтами государства с 36% национальных меньшинств благодаря Советам Польша превратилась в самое национально и религиозно однородное общество в Европе с 96% поляков-католиков». Зеэви, которого в Израиле знали по его армейскому прозвищу Ганди, уже тогда ведал, что Международный трибунал выдал ордеры на аресты деятелей за подобные дела в бывшей Югославии, однако, как и многие в его поколении, предпочитал жить в мире вечной юности и головокружительных идей торжества воли 1920-40-х годов.