ГРАД НАРЕЧЁННЫЙ

Криптоисторический роман-эпопея в четырёх веках

7154 год от сотворения мира (1646 по латынскому летострою)

- Батюшка-свет-надёжа-государь! – закричал служка. – Старец… старец преставляется…

Алексей Михайлович с тоской посмотрел на пергамен из Тайного приказа.

По всему выходило, что соляная пошлина, измышленная в позапрошлом году батькой Морозовым, вышла непосильной. Откуда-то появились бунташные людишки, кричавшие на Морозова и Милославского измену. Ближники из малой Думы и недавняя жена – Мария Ильинишна – настаивали на жёстком курсе. С самою Марией тоже не всё было ладно: молодая оказалась неуговорчива и раздвигала лядвеи безохотно, зато наряды любила пуще света очес. А теперь ещё и старец Малакий уходит – что делало планы молодого царя и вовсе зыбкими.

Иеромонах Малакий Катамит, грек родом, был Алексею Михайловичу дорог не как память, а как руководство к действию. Несмотря на преклонный возраст, слепоту, телесную расслабленность и альцгеймерову хворобу, старец обладал от Бога пророческим даром. Он прозревал множество полезных сведений, особенно по части крамолы и измены, а также унутри- и унешнеполитических дел. На сих днях, к примеру, он предугадал неудачу польского посольства и присоветовал отдалиться от англичанских купцов, от старых годуновских послаблений развратившихся в концы… Теперь надобно бы переговорить с ним о соляных деньгах, но вот незадача – к ценному старцу протянулась шуйца Божия, чтобы забрать его душу в райские кущи.

Так или иначе, последние слова Малакия надобно было выслушать по-любому.

Отходя, старец мог поведать ценную информацию, касающуюся грядущего.

Старец возлежал на козетке-суковатке, соборованный и причащённый по греческой моде. Однако по виду и запаху его было ясно, что жизни ему осталось с гулькин уд.

- Подойди… - прохрипел старец с густым новогреческим акцентом. – Грядущее прозреваю… грядущее…

Алексей Михайлович с неподобающей в его должности прытью порскнул к скорбному ложу и склонил ухо над беззубым ртом.

- Скрозь века зрю… - бормотал старец. – Вижу, царь, державу твою… Произрастёт она, и многоплодна будет, аки яблуки земляные, сиречь бульбы пататныя…

О бульбах пататных молодой царь не очень понял, но продолжал прислушиваться со всем вниманием.

- Велика и обильна будет земля русская… могуча… многосильна… - старец неожиданно откашлялся и другим, строгим голосом поведал: - Вот только в Европу она не войдёт и цивилизационного единства с ней не обретёт никакоже.

Царь нахмурился. Несмотря на явное еретичество и постоянные обиды, чинимые европейскими державами московскому царству, европейские достатки и лайфстайль ему были вельми по нраву. В мечтаних своих он видел Русь полноправным членом европейской семьи народов.

- Нет ли всё ж какого средства войти в Европу? – прошептал царь на ухо умирающему старцу. – Хучь через афедрон?

При слове «афедрон» старец несколько оживился, в стекленеющих глазах прорезался отблеск благодати.

- Зрю… Проницаю… Есть средство… Надобно, - прошептал он, - овладеть единым градом… Не простым – царёвым… Войско послать туда и овладеть силою! А после того – голос старца неожиданно окреп – престол туда перенести и столицу поставить! Тогда и станет Русь европейской державою! Но помни ни ты, ни преемники твои, сего совершить не в состоянии! Триста лет силы копить надобно… Но овладеем, на то воля Божья есть! Одно потребно - град царёв Царьградом наречься должон! И столицу туда перенесть! Иначе не выйдет ничего, окромя сраму… - старец завалился назад и перестал дышать.

- Чудное дело, - думал молодой государь тем же вечером, записывая на тайные пергамены откровение святого старца. – Ну да – сдюжим. Завещаем сие великое дело грядущим поколениям государей русских.

Решительным жестом запечатав пергамен царской печатью, он сложил его в палисандровый ларец с выжженным клеймом «хранить вечно».

1746 год

Императрикс Елисавета Петровна, дочь Петра Великого, готовилась к очередной ассамблее, единовременно с тем решая важные государственные дела. Впрочем, изрядной важности им она не придавала, рассчитывая на разумение своих доблестных аматёров, в особенности – Разумовского, Воронцова и Бестужева.

Сии мужи, во многом друг с другом не согласные, тем не менее, произвели множес

тво полезных мероприятий, от исправления славянской Библии и до изгнания иудеев, этой извечной язвы государства Российского.

На сей раз вопрос был внешне малозначительным: продолжающийся в державе Российской недостаток соли. Однако это куриозное обстоятельство побудило государыню оставить рассмотрение доставленного из Голландии голубого шёлкового платья, кое стимулировало её фантазию, и предаться раздумьям. Бароны Строгановы, главные поставщики сего нужнейшего продукта, юлили и отговоривались, поставляли выварок на треть меньше потребного, задирали цены сверх нужного и ярили народ. Эльтонская соль не решала проблемы: по чумацкому шляху озоровали калмыки и примкнувшие к ним одичавшие русские военные части, так что доставленные серые выварки оказывались вдвое дороже чистяка строгановской выделки. В воздухе ощутимо пахло народным возмущением.

- Государыня, позвольте, - так запросто, без чинов, мог войти к ней только Разумовский, тайный ея супруг.

- Что у тебя, зайка моя? – прощебетала императрикс, воровато оглянувшись.

- Пупсик, киса, - ласково улыбнулся Разумовский, - я тут выяснил кое-что интересное. Видишь ли, мне проела всю плешь соляная проблема. Посему я приказал доставить мне все документы, касающиеся истории соляного снабжения нашей державы со времён царя Иоанна. Мне снесли пуд документов, по большей части малоценных. Но в делах, касавшихся соляных бунтов времён Алексея Михалыча…

- Тишайшего? – уточнила императрикс, отвлекаясь от пригрезившегося ей прекуртуазнейшего фасона с открытой спиной, грудью, руками и животиком.

- Его самого. Так вот, я обнаружил там интереснейший манускрипт… - он протянул своей тайной супруге палисандровый ларец с выжженным клеймом «Хранить вечно».

Императрица извлекла пергамент и углубилась в чтение.

- Ну, - наконец, сказала она, - это многое объясняет. Держава у нас растёт, а евроинтеграции что-то не видно. Значит, нужен царь-город? Сейчас не до того, а вот преемникам завещаем. Тем более, там сказано, что сей град нам обещан Богом и непременно будет наш. Ларец сбереги, - велела она. – А теперь зашнуруй-ка мне сзади…

1846 год

- Государь, поляки усмирены, Краков пал, - доложил ординарец.

Государь император Николай Первый, одиннадцатый император Всероссийский, царь Польский и великий князь Финлядский, перевёл остекленевший взор на вошедшего в малый кабинет юношу, подпоручика Киже. Ему он доверял – в тех пределах, в которых император вообще мог доверять кому бы то ни было.

- Ну что ж, этого следовало ожидать, - спокойно сказал он, - поляки со своим фантастическим разномыслием всегда будут биты австрийским порядком и дисциплиною. Но и австрийцы непрочно сидят на своих штыках. Думаю, грядут неприятности в Венгрии… но мы им, как обычно, поможем, ибо в том наш долг.

Государь встал, окинул вглядом кабинет – простой, безыскусно отделанный, со столом и походной кроватью. Простые белые своды и картины батального содержания на стенах дополняли впечатление.

Заложив руки за спину, император подошёл к окну, за которым простирался Петербург.

- Но всё это, - сказал он веско, - не решает главной проблемы. Без нас в Европе не стреляет ни одна пушка, это правда. Но правда и то, что нас не держат за своих. Мы так и не стали истинной Европой, несмотря ни на какие наши благодеяния. Это рок. Но в наших силах избыть его.

Он покосился на столик карельской берёзы. На нём под стеклянным колпаком лежал древний палисандровый ларец с выжженой надписью «Хранить вечно».

- Есть пророчество… - сказал он куда-то в пространство. – Пока Россия не овладеет Царьградом и не перенесёт туда столицу, мы не станем частью общеевропейского дома.

- Это весьма логично, - осторожно заметил подпоручик Киже, иногда позволявший себе мелкие вольности. – Насколько мне ведомо, это следует из основ науки геополитики, любимой англичанами. Овладенье Царьградом необходимо для овладенья проливами, а это сделает Россию морскою державою. Тогда Европа нас признает…

- Логично, - заключил император. – Посему все усилия державы нашей будут направлены к сей великой цели. Всё, что мы делаем, мы делаем ради Царьграда. Мы пойдём на всё, на любые беды и лишения – но этот город должен быть нашим. Новая столица на Босфоре – вот наша путеводная звезда, наш компас земной, наша удача и награда за смелость. Мы овладеем им – или погибнем. Но в пророчестве сказано, что град сей непременно падёт нам в руки, а посему я уверен в нашей будущности.

1946 год

Майор Махруткин сидел, свесив задницу над дырой, и разминал в руках кусок газеты «Правда». Газета была жёсткой, к тому же половину её занимал портрет товарища Сталина, который употреблять по назначению было никак нельзя – по крайней мере в присутствии лейтенанта Елдакова, который тужился рядом, и тоже держал в руках газетный лист, но не теребил его, а что-то читал. Елдакову Махруткин не доверял: поговаривали, что лейтенанта видали у особистов.

- Василь Семёныч, - вдруг сказал Елдаков, - у тебя за что медаль за взятие? За Будапешт?

- За Кёнигсберг, - машинально ответил Махруткин, думая, не употребить ли всё же Сталина, пока Елдаков читает.

- Вот дела. Переименовали Кёнигсберг. Теперь это Калининград. В честь Калинина.

Махруткин вместо ответа громко пёрднул. Всесоюзного старосту он не то чтобы не любил, а не видел в нём смысла. В тридцать девятом его мать писала Калинину письмо, чтобы тот похлопотал насчёт махруткиного отца, старого большевика, арестованному по вредительскому навету. Калинин на письмо не ответил, а отец так и пропал. Хорошо ещё, что началась война – а то и сын за отца ответил бы по полной.

- А что значит Кёниг… этот, берг? – не отставал Елдаков.

- Королевский город, - буркнул Махруткин. – Был, - добавил он на всякий пожарный случай.

- А какой там король был? – не отставал Елдаков.

- Какой надо, такой и был, - отрезал Махруткин. – Что царь, что король – одна херня.

- А красиво, Василь Семёныч. Царь-град, - мечтательно произнёс Елдаков. – Это я в хорошем смысле, - тут же поправился он, чтобы Махруткин не заподозрил его в монарическом уклоне. – Ну, как царь-пушка, или там царь-колокол. А это царь-город, значит, был. Теперь нашенский он, получается. А ведь это... как бы... знак какой-то, - добавил он несмело. - Мне один старый большевик рассказывал. Когда царя грохнули, при нём нашли ларец древний, а в нём бумагу. Такую старую, что специального профессора присылали, чтобы тот разобрал. Так вот, там было про царь-город что-то было. Что, дескать, когда он наш будет, туда столицу перенесут…

"Точно пробивает, сучёнок" - решил Махруткин.

- Нет у нас царских городов и не будет, а столица у нас одна, Москва называется, - сказал он решительно, пресекая дальнейшие инсинуации.

Лейтенант обиженно примолк, сосредоточившись на своём нехитром деле.

Махруткин осторожно оглянулся, убедился, что внимание Елдакова поглощено процессом, и подтёрся-таки Сталиным, заполировав задницу промятыми указами о награждениях.

Многие люди, чтобы немного заработать, регулярно сдают макулатуру. Вы сможете найти пункт приёма макулатуры в Красноярске на сайте makulatura84.ru.  Цена макулатуры от 700 рублей.