ПО ГОРАМ, ПО МОРЯМ

"Мы с тобой одной крови - ты и я"
(Р. Киплинг)

Многочисленные мои походы по Кавказу, Приморью и Средней Азии не обходились без интересных встреч с аборигенами, но любопытны были встречи и с меньшими нашими братьями - в горах, лесах и на море.

РОСКОШЬ ОБЩЕНИЯ

У зверя в отношении к человеку борются, видимо, два противоположных чувства. Он и побаивается его, конечно (это прежде всего), но и (не удивляйтесь!) - тянется к нему.
И тянет его (исхожу из личного опыта) не просто посмотреть, полюбопытствовать, но ещё и (да-да!) - пообщаться с ним. Познакомиться, что ли, сблизиться, обменяться, если угодно, информацией - духовно соприкоснуться.
Другими словами, включить его (хоть на время) в свой круг, свой мир - в бывший общий наш мир. Мир, из которого он, человек, почти уже ушёл и по которому всё чаще скучает. Но в котором тоже, быть может, стало без него скучнее.

Встреча первая. Фанские горы (Предпамирье) - легендарное озеро великого Искандера. Тысячи километров от Минска (ещё больше от Македонии) и более трёх тысяч метров над уровнем моря.

ПАЛВАН

Украшение Искандеркуля - гору Чиль Шайтон (Сорок Дьяволов) мы всегда обходили почему-то с востока, хотя с западной её стороны виднелась более удобная и очень красивая седловина - перевал Александра Македонского.
Никто не мог объяснить, почему древние македонцы выбрали именно тот путь. Однажды, так никого и не уговорив взглянуть на путь Александра, я решил пройти по стопам великого полководца сам - не глупее же были древние герои современных туристов.
Тощая тропка подвела к перевалу и остановилась перед крутым, чуть не верти-кальным подъёмом. Даже налегке забираться на него было непросто: цепляясь за сучья и корни деревьев, я одолел первые полсотни метров и присел передохнуть, размы-шляя, как же брали этот подъём тяжело вооружённые воины Искандера? Ну ладно ещё, пешие гоплиты, а конница? Впрочем, герои - на то они и герои.
Так ничего и не придумав, я разглядывал забавные, насквозь источенные, круглыми извилистыми ходами камушки, полосой протянувшиеся поперёк моего пути. Точно такие видел я на Иссык-Куле - там, у самой кромки воды, усеян ими весь берег: замысловатые ходы и затейливые узоры выточили в них какие-то озёрные твари. Но кто же мог заниматься этим здесь - на добрую сотню метров выше уровня озера?.. Опять загадка?
Размышления натуралиста прервал страшный шум, треск и яростная возня: кто-то свирепо продирался сквозь кустарник чуть выше меня, справа. Кабан? Архар? Снежный человек? А может, один из сорока шайтанов? Места дикие, заповедные - всего можно ожидать. Шум прервался, и шагах в тридцати от меня из кустов вылез… самый обыкновенный медведь!
Некрупный - подросток ещё, видно. А так, в остальном - всё, как положено: мохнатый, упитанный, округлый такой, пушистый - прямо с шоколадной коробки. Присев на задние ноги и повернув ко мне свою круглоухую голову (совсем уже, как у Шишкина), он принялся - с самым добродушным видом, меня разглядывать…
Не удержавшись, я заорал ему радостно:
- Миша! Мишенька - здравствуй!
Мишка не разделил моей радости: некоторое время он серьёзно изучал меня, колеблясь, стою ли я его внимания и расположения, но неопрятный вид и небритая моя физиономия не внушили ему, видно, ни доверия ко мне, ни симпатии. Не ответив на приветствие, он решительно опустился на четвереньки, повернулся ко мне задом и не спеша - кустами, кустами - продолжил свой путь по крутому склону Чиль Шайтона.
- Да куда ж ты, Миша!..
Ушёл. Потом уже узнал я от бывалых людей: медведя здесь положено приветствовать при встрече не панибратским "Миша", а уважительным "Палван" (богатырь). Не знал я ещё тогда этого обычая - обидел мишку.
Но с камушками потом разобрался - проследил взглядом за тёмной линией: слой изъеденных червоточиной голышей продолжался, виляя и извиваясь, строго горизонтально по всем окружавшим озеро отрогам гор… Берег! - это же был прежний берег Искандеркуля.
Вот почему не надо было карабкаться по отвесному обрыву воинам Искандера: озеро само встало тогда вровень с началом перевала, чтобы пропустить героев! Потом опустилось на уровень наших туристских троп: закрыло от праздно-любопытствующих перевал героя.

Совсем в другом месте и другом составе: у самого синего моря, вдвоём с женой, и - на байдарке.

СИРЕНЫ

Японское море, залив Петра Великого. От бухты Витязь идём вдоль берега в сторону беленького маяка. На пути - Алексеевские камни: длинная гряда высоких, заострённых кверху скал со множеством ещё камней помельче между ними. Большой дугой-цепочкой тянутся они поперёк нашего пути. Обходить со стороны моря далеко, а проскочить где-то между рискованно: можно и на камни сесть - пропороть резиновое днище.
Я, "капитан", прохода не вижу - колеблюсь, а "штурман" мой уверен:
- Пройдём, пройдём! - все тут проходят, и мы пройдём.
Может, в прилив и проходят... В общем - застряли, конечно. Да так плотно - ни туда, ни сюда: елозим днищем по плоскому шершавому камню - вот-вот перетрём резину. И - ни с места! Хоть в воду полезай, спихивай. А тут ещё и ...
- Ой, Гена - ты смотри, смотри, что там! Вон там - видишь?
Я, сердитый ещё на "штурмана", не смотрю туда - пытаюсь, орудуя руками и веслом, отпихнуться от камня. Но краем глаза кошу - и впрямь что-то необычное!.. Торчат из воды чьи-то странные головы: русалки? сирены? - не разобрать отсюда...
- Нерпы! Это - нерпы!!
Крупной волной лодку с двумя седоками смыло, наконец, с камня, и мы очутились в небольшой, огороженной скалами от моря, бухточке - тихой, укромной, уютной. И - вон они, хозяева! Семеро: высунулись из воды метрах в тридцати от нас, разглядывают с интересом - что за гости, откуда прибыли?
Нисколько не боятся. То есть, осторожничают, конечно, но удирать и не думают, напротив - приближаются потихоньку: сирены сиренами - только что не поют. Нас тоже несёт медленным течением прямо на них (вёсла, чтобы не спугнуть, убрали).
Их это, похоже, устраивает - ещё и подныривают навстречу. Высунутся, вытянут из воды усатые мордочки, поблестят круглыми чёрными глазками и ещё поднырнут. И всё тянутся, тянутся к нам из воды.
Особенно одна, самая маленькая и симпатичная (не сговариваясь, решили почему-то оба, что это именно "она" - самочка) - так и рвётся к нам - пучит, таращит на нас любопытные глазёнки! Выстроились по обоим бокам лодки - рядом уже совсем: метрах в пяти ...
Так и продефилировали мы через всю бухту в сопровождении свиты, высланной нам навстречу невидимым морским владыкой. Обмена дарами только не последовало: не озаботились заранее. Ограничились приветствиями.
Тут же, неподалеку пристали к берегу - проверить все повреждения, а милые звери всё не уплывают, продолжают разглядывать нежданных гостей. Из чистой любознательности, конечно и - с самым приветливым видом.
Кажется, поплавай мы сейчас с ними, побарахтайся вместе в воде, а ещё лучше - останься мы погостить у них тут на пару дней в красивой их бухточке - вот было бы радости, вот было бы всем удовольствие!

А это опять в горах, но вдвоём с женой и уже - на Кавказе.

ЭСКОРТ

По горной лесной дороге подымаемся довольно круто вверх, к древнему армянскому монастырю. Дорога хорошая - утоптанная, укатанная, только совершенно пустынная - ни души! Лишь птичий гомон на весь лес.
А сопровождает нас, двигаясь немного впереди, небольшая стайка весёлых пёстро-серых птичек. Мы шагаем медленно, тяжело, а птички семенят, быстро-быстро перебирая своими ножками-спичками. Семенят и всё оглядываются на нас, потрясывая гузиками и хвостиками. И непрерывно перекликаются между собой - делятся впечатлениями.
Это они, трясогузки, и гомонят тут. И всё спешат-спешат маленькими своими шажками, чтобы выдержать темп - сохранить дистанцию. Ближе пяти-шести шагов не подпускают: перелетают время от времени всей стайкой вперёд. Но и совсем не улетают: кажется, в любой момент могли бы упорхнуть в сторону - пропустить нас, переждав на обочине. Нет, семенят изо всех сил впереди.
Все те полчаса, что брели мы к монастырю, сопровождал нас эскорт этих изящных, весёлых, любопытных и общительных птах.
Ничего-то они от нас не ждали, ничего не выпрашивали - всего-то у них здесь, в лесу вдоволь. Но вот прохожие - редкость: от праздника до праздника. А то - прошмыгнёт изредка автомобиль, и снова дорога пуста. Пообщаться не с кем.
Вот и не упускают редкую возможность - пусть и не поговорить, так хоть побыть подольше в человечьей компании: людей посмотреть, себя показать.
Очень напоминали они своей доброжелательной любознательностью (настойчивой, но деликатной, ненавязчивой) и всех других аборигенов этого края. Ничего-то и тем от нас было не надо - ничего, кроме радости живого общения.
И ещё, пожалуй - радости быть приятным гостю, пришельцу из других краёв.
Кавказ - это вообще другая планета, другой мир. И, пока это мир, а не война, это - чудесный мир! Но об этом как-нибудь в другой раз.
В том же составе и снова в горах, но совсем в других краях - Среднеазиатских. Из Алма-аты бредём (через три перевала) на озеро Иссык-Куль.

ОЗОРНИКИ

Два перевала мы уже одолели, впереди третий, а пока - вышли в лощинку. Перевалы нетрудные, погода и настроение отличные.
Тихо. Насекомые только в траве стрекочут. И - никакой тебе на тыщу вёрст цивилизации: одна сплошная природа.
Но вот (совершенно отчётливо) - разбойничий посвист! Мальчишки так иногда во дворах пересвистываются. Оглянулись, осмотрелись: никаких мальчишек, разумеется - откуда им тут взяться? Поудивлялись, бредём дальше.
За поворотом тропы - снова свист! Длинный этот раз, разливистый: раз впереди слева и пару раз ещё потом (как эхо) чуть правее - потише и подальше.
Любопытно уже: что за соловьи-разбойники? Кого тут поджидают, за какими камнями прячутся? Прибавили ход, всматриваемся… да нет же никого! Но минуты через две-три - новый свист! Словно какой-то озорник бежит впереди нас и дразнится - играет с нами, что ли? Свистнет, спрячется, перебежит в другое место - снова свистнет и опять спрячется.
И каждый раз после первого, громкого - ещё два-три свистка подальше и потише. Сколько ж их там? И - что это за шутники?
Наконец - вон он, озорник! - не успел укрыться: некто рыжий и массивный перебежал неуклюже, вперевалочку нашу тропу и исчез между камнями. Лиса не лиса, шакал не шакал, издали не разобрать.
И пошло: каждые уже две-три минуты: свисток, пара ответных, и - мелькает что-то рыжее впереди. Метрах в тридцати, ближе не показывается.
Сообразили, наконец: сурки. Но такие огромные, такие толстые! И - сколько же их тут!
Всё здесь, видно, изрыто их норками: один заметит чужаков (первым всегда замечает - раньше, чем мы его), передаст сигнал по цепочке и - все по норкам.
Это были, наверное, сигналы опасности: осторожно, чужие! Но был, кажется, в этом пересвисте и элемент игры: зверьки показывались всё более открыто (по каким-то признакам отличали нас, видно, от охотников), перебежки их всё удлинялись, а сигналы звучали как-то очень уж заливисто, слишком уж красиво для тревожных сигналов.
Получалось что-то, вроде игры в прятки. Почти, как и у человечьих малышей: гу-гу! - и скрылся за деревом.
Так, развлекая и поддразнивая, сопровождали они нас мелодичными своими посвистами на протяжении всей этой пустынной долинки. И сами, пользуясь случаем, развлекались и нас веселили - баловались, как дети.

Снова один, но это - дома уже, в Беларуси.
Волшебное озеро с волшебным названием Свитязь!
Я бывал там потом ещё не раз, и каждый раз это было, как в сказке, но сейчас - о той, самой первой встрече.

МАРТОВСКИЙ ЗАЯЦ

Солнце только-только взошло, и потому светило меж сосновых стволов почти горизонтальными лучами. Круглое блюдечко волшебного озера, перечёркнутое чёрными стволами, поблескивало между ними серебром, а по земле, усыпанной золотистыми сосновыми иголками, ползли от меня навстречу лучам солнца чёрные тени сосен.
Свежо, тихо, красиво и ... чуть-чуть нереально.
Просто так, без особой цели направился я от нашего лагеря вглубь леса. И сразу почти - приятная неожиданность: прямо у тропы, у пересечения тропок - целое семейство крупных боровиков! Любой вам грибник скажет, что вообще-то так не бывает: на открытом месте, возле тропы...
Ладно. Бреду дальше. Тропа нырнула в густой лес, а я, в предвкушении уже очередных чудес, следую за ней. И точно: вскоре заметил (скорее, почувствовал) - что-то там, впереди бесшумно промелькнуло... Или мне показалось?.. Показалось, наверное: кому тут мелькать, возле самого лагеря?
Выглядывая в траве грибные шляпки, бросаю изредка взгляд вперёд: чудится всё же - что-то вон те кусты от меня скрывают...
Снова мелькнуло! Этот раз явственнее. Неясно только - что именно. Я даже приостановился, вглядываясь в самый конец испрямившейся здесь тропки. Кто бы это?
Здесь, в гуще леса солнца ещё нет, полумрак. И тихо, даже и птах не слышно...
Пока я перебирал в уме, кто бы это мог быть, на тропку мою - в самом её конце - бесшумно выскочил крупный заяц. Нисколько уже не таясь, он направился ко мне. От неожиданности, я замер на месте. Косой же, не снижая скорости, продолжал скакать прямо на меня.
Признаюсь, был момент, когда что-то во мне, горожанине, дрогнуло (мелькнуло в голове: зверь всё-таки - кто знает, что там у него на уме?) - зайцев я до тех пор видел лишь на картинках.
Но зверь сам вдруг - шагах в шести-семи от меня - остановился и, потоптав-шись на месте, присел поперёк моей тропки. Устроившись боком ко мне - так ему, косому, было, видимо, удобнее смотреть, он спокойно сидел и изучал меня одним глазом.
Заяц крупный, видный, очень похожий на свои многочисленные изображения. Какое-то время, пока я приходил в себя, мы изучали друг друга молча. Я не выдержал - нарушил молчание первым. Чуть наклонившись вперёд, обратился я к меньшему собрату с проникновенной речью:
- Дурень ты, дурень! - ну, кто ж так делает? Ведь это хорошо, что это - я. А если б охотник с ружьём?!
Зайчишко терпеливо, не перебивая, выслушал меня и, по-видимому, не придал моим словам серьёзного значения, так как продолжал спокойно обозревать меня тем же немигающим, чуть лукавым взглядом. Ладно, мол, болтай - не видно, что ли: никакой ты не охотник, и нет у тебя никакого ружья?
Я всё продолжал его увещевать, а он продолжал притворно внимать моим увещеваниям: как смышлёный малыш - наперёд, по тону голоса матери - знаю-щий, что ничего ему этот раз не грозит.
Зверь был в чём-то явно мудрее меня. Всем своим видом он говорил:
- Ну, что ты - шуток не понимаешь? Такое утро чудесное - нельзя немного поозорничать, что ли?
Он, как бы приглашал и меня включиться в игру - позабавиться необычной ситуацией. Ну да: ты, мол, большой и сильный, я - маленький, ты - существо разумное, а я … (да нет, что до разумности, я не стал бы утверждать, что он считал себя существом, менее меня разумным)… но мы ж с тобой одной крови - ты и я!
Ей-богу, в этом молчаливом состязании он в чём-то превосходил, переигрывал меня.
Противостояние наше (он, впрочем, всё это время сидел) продолжалось, по любым меркам, долго. Не знаю, как по часам, а по ощущению мы успели-таки неплохо побеседовать. И не знаю, что вынес из этой беседы мой лесной житель, а я, горожанин, буквально пропитывался какими-то новыми, неведомыми дотоле ощущениями...
Уши зайчишки вдруг раздвоились: стало ясно, что, не выпуская из виду меня, часть внимания он обратил теперь к кому-то ещё - там, позади себя. И точно: из дальних кустов показался ещё один серый - перескочив нашу тропку, он, не прибли-жаясь, скрылся там же в кустах (по осторожности и изяществу движений я решил - самочка).
Мой всё ещё оставался на месте, но чувствовалось, что внимание его переключилось уже на подружку. Когда она снова показалась на тропе, косой не выдержал - кинулся, не попрощавшись, к ней. Немного попрыгав и помелькав ещё вместе среди кустов, они скрылись из виду. А я, ошарашенный, всё ещё не мог сдви-нуться с места...
Чудное озеро - Свитязь! Не раз ещё я приезжал туда, и каждый раз это было что-то особенное. Что-то в нём, как и в самом его имени - от седой древности. От тех давних времён, когда жили в воде русалки, водились в лесах лешие, а звери - так вот, запросто - общались с людьми.
Чудное озеро! И не в одних грибах и зайцах тут дело: есть такое хорошее слово - таинственность... Таинственное озеро!
А с чего это назвал я зайца мартовским - дело-то было осенью? Просто - чудной он какой-то. Говорят, такими они бывают по весне.
Пусть уж так и будет - мартовский.

Память снова возвращает на Восток, теперь - на Дальний Восток. Там познакомился я ещё с одним забавным зверьком. Вообще-то о бурундучке будет ещё разговор особый, а этого я так и не увидел толком, хоть и были мы с ним в некотором смысле соседями: оба были жителями посёлка научно-исследовательской станции "Витязь".

СОСЕД

Жил он у нас прямо на нашем садовом участке, который считал, очевидно, своим, так как свободно распоряжался всей нашей садово-огородной снедью.
Жена поначалу всё умилялась, даже подлаживалась к нему - подкармливала, пробовала приручить, но вскоре охладела: такую он обнаружил неуёмную прожор-ливость и запасливость.
У меня же с ним вообще никаких отношений не было - я и видел-то его лишь мельком: прошмыгнёт нечто тёмненькое тенью в кустах, и нет никого.
Но как-то, возвращаясь оттуда пешком на станцию, брёл я одиноко по красивой (слева море, справа сопки, кругом лес), но совершенно пустынной дороге, и вот почувствовал, что бреду уже здесь не один. Кто-то сопровождает меня - движется рядом, чуть слева от дороги, в кустах.
Невидимый спутник то прошуршит громко по траве, то пискнет или присвистнет. Пару раз что-то и промелькнуло, вроде (или показалось?). Да нет, не показалось - вон же он! Как я и думал: бурундучок.
Прошмыгнул, исчез и снова копошится где-то рядом, не отстаёт. И упорный же: столько времени бежит за мной. Интересно, на сколько тебя хватит?
Хватило надолго. Я шёл, а он всё прыскал там, в траве, всё попискивал - привлекал всячески к своей особе моё внимание. Не всё ему, видите ли, равно! - мог бы, кажется, и молча наблюдать за мной, раз уж я такой интересный - нет, надо ещё, чтобы и его заметили. Такой, мол, я и такой, тутошний житель - не угодно ль познакомиться? А может, и рассказать потом где-то обо мне при случае...
Я брёл себе, не спеша, по дороге, а он всё прыгал где-то рядом, почти уже и не прячась - что-то ж ему от меня было надо! А надо было ему, думаю (а другого и не придумаешь!), просто дать о себе знать - не всё ж бояться да прятаться. Хочется иног-да и поиграть, побаловаться - соприкоснуться как-то с этим загадочным существом - человеком.
А то всё свои да свои: такие же дикие бурундучки да фазаны, да олени ещё - надоели они все! Поговорить не с кем.
До самого ручья, пересекшего дорогу, проводил меня. Дальше не пошёл - не решился, видно, лапки замочить, отстал.
Своего добился, однако: написал я об этом случае в Петербург, сестре: живёт тут у нас на "Витязе" этакий хвостатый-полосатый Бобчинский-Добчинский - пусть и в Питере об этом знают.
Может, и не наш это был бурундучок, может, это я сам уже додумал, но всё остальное - правда.
И попробуйте-ка найти этому случаю какое-то другое объяснение.
Пару слов, чтобы оправдаться от возможных обвинений в излишней сенти-ментальности. Не все, конечно, в лесу такие милые, пушистые и общительные.
Не успел я тот раз распрощаться с бурундучком, как заметил, что издали, с высокой сопки пикирует прямо на меня нечто крупное, пёстрое и лохматое! Что за шутки? Фазан!.. Этому-то что от меня надо?
Но ведь летит точно на меня - тяжело так летит, ничего, видно, не соображая (толстый-претолстый). Не пригнись я вовремя, так бы, кажется, на голову мне и приземлился, дурень!
Осенью они, объевшиеся, тяжёлыми становятся, неуклюжими. Ну, а умом они и во все другие времена года не отличаются. И вправду мог бы врезаться, глупый - вот было бы смеху обоим!
Этому интеллектуальное общение с человеком было, конечно, ни к чему (как, впрочем, и мне с ним). Во-первых - глупый (ну, какое общение с петухами-курицами!), а во-вторых жирный и вкусный. С этакими у человека установились другие - гастро-номические - отношения.
Потому они и сидят обычно затаившись до последнего момента, в густой высокой траве (наступить можно нечаянно), а потом - фр-р-р!! - взрываются вдруг прямо под ногами со страшным шумом и клохтаньем. Несколько раз уже так пугали меня, психи.
Ну, а этот просто из дурней дурень - сам на жаркое напрашивался.

Но я обещал ещё про одного бурундучка. С этим познакомились лично и - чуть ли не с рукопожатиями. Это всё там же, на Японском море - снова с женой и снова на байдарке. Только этот раз - в большом морском путешествии к берегам Кореи.

НАТУРАЛИСТ

Лето в тот год выдалось засушливое - ручейки по берегам, все до одного, попересыхали, и мы - без воды. Странное положение: кругом вода, а напиться негде. Я и послан был женой добыть к ужину той воды, которой нигде нет - питьевой. В явном виде её таки нигде и не было, но в виде влаги она сохранялась ещё немного в углублениях скал и на стенах пещер.
Там она не столько стекает, сколько лениво сползает по стенкам. Надо приспособить как-то к скале раковинку и терпеливо ждать, пока та наполнится. А по мере наполнения - сливать драгоценную влагу в банку.
Этим я и занялся: приспособил к скале красивую раковину морского гребешка, а сам уселся рядом на камень - жду. Жаль, книжки с собой не взял.
Вечер, тихо. На море штиль, закат - красота!
Что-то впереди промелькнуло, вроде, между скал: мелькнуло и исчезло. Птичка, не птичка - не разобрал. Кулик, наверное: тут их много. Сидеть без дела скучно: вода сочится по капельке, не спеша. Как же это про книжку-то я забыл?..
Снова мелькнуло - там же почти. Этот раз успел заметить: маленькое что-то, серенькое, но не птица, нет. Опёрся рукой о камень, прикрыл глаза ладошкой, не шелохнусь: делаю вид, что ничего не заметил. Скрылось, было, но через минуту снова показалось из-за камня - поближе. Подглядываю потихоньку сквозь пальцы - что за зверь?
Осмелев, зверёк перебрался на огромный валун неподалеку, шагах в десяти от меня - выглядывает из-за выступа. Изучает. Наконец, открыто уже забрался на самый верх камня, устроился основательно прямо передо мной - вот он, я! Маленькая, с котёнка, зверушка, и хвостик, как у котёнка - бурундучок. Разглядывает меня уже в упор безо всякого страха и стеснения.
Я тоже внимательно вглядываюсь - не приходилось ещё видеть его так ясно и так близко. Волнуюсь даже - это ж не в зоопарке через решётку, это ж, как-никак, настоящий вольный зверь передо мной. Сам заявился: сидит теперь со мной один на один - чего-то, видно, хочет. Может - познакомиться хочет, "вступить в контакт". Пока примеряется - побаивается, конечно: такой же я огромный рядом с ним - опасный, наверное. Но интересный.
Любопытство его разбирает: то столбиком встанет, лапками посучит, то присядет и не шевельнётся. И всё сверлит меня глазками.
Так и сидим: глаза в глаза (я тоже не прячусь уже) - телепатируем друг друга. Жаль, со стороны нас никто не видит.
И жаль - вставать уже надо: опорожнить полную раковину. Стоило, однако, мне шевельнуться, зверька - как не бывало! Вон он уже где запрыгал - удирает от меня по гребню скалы.
Долго, однако - минут пять-шесть, не меньше, обменивались мы с ним мысля-ми на расстоянии.
Не знаю, что унёс с собой он, на меня же гость произвёл самое благоприятное впечатление - собрат! Я и сам такой же любознательный.
То ли закат на меня подействовал, а может, капающая равномерно вода настроила на философский лад. Шёл с полной банкой и думал: вот вольная зверушка - из того, настоящего мира, откуда мы когда-то добровольно ушли в наш выдуманный, самодельный мир - интересно же ей что-то во мне, перебежчике.
Не пустое же это любопытство: было в его взгляде что-то заинтересованное. Словно это сам покинутый нами мир смотрел на меня его глазами и спрашивал участливо: ну - как тебе там? Не страшно? Не жалеешь, что от нас ушёл?..
И - ну, не трогательно ли? - тоже мне, натуралист: побросал все свои дела - сидит, изучает человека. Вернётся теперь к своим - будет делиться наблюдениями.
Снова - который раз уже - показалось мне, что тот, не нами сотворённый мир, от которого мы так храбро, так решительно отказались, так не по-доброму отстрани-лись - мудрее нас. Старше, мудрее, добрее.
Потому он и не в обиде на нас, обидчиков и притеснителей - ждёт, приглашает к себе - хоть в гости, хоть насовсем. Всегда готов он принять блудных своих детей обратно.
Может, мы - такие умные-разумные - и догадаемся когда-нибудь это сделать: помудреем до уровня неразумных наших братьев?

В наше время очень удобно скачать различные программы в интернете. Если вам нужна опера мини, скачать ее последнюю версию можно на сайте pautinka.su.