Оттачиваясь в красноречьи
Сквозь череду времён и стран,
Будь поскромнее, человече –
Не испражняйся на экран.

Но коль кишочек жажда просит
Залить горячий монитор –
Тогда - что делать? - пусть поносит:
Всё ж милосердней, чем запор!

I.

(продолжение)

… Днепра теченье на Подоле
И первый комара укус,
И первый “неуд” в средней школе,
И первый репетитор в вуз,

И поцелуй свой первый самый
С сокурсницей в тиши аллей,
За ним – и первое “динамо”
Храню я в памяти своей,

И козни инородной масти
Не забывать есть ряд причин,
И помню первое причастье
(Где я снискал высокий чин),

И “чёрный шар” на предзащите,
И перелёт за океан,
И первый сердца утешитель –
Бордовой жидкости стакан,

И – плод завистливого жара –
Рифм злобных за строкой строка:
Прочту чужие мемуары –
И тя-аааанется к перу рука!

(продолжение)

… Но не вечно был я молод…
поредела голова…
Рано ль, поздно ли – природа
требует свои права!

Жизнь проходит… многи лéта … –
всё бесцельно я прожил:
оттого, что, сидя в клетке,
братьев меньших я дразнил.

Вот, набравши веса лишку,
возведён я в новый ранг:
раньше звался я – “мартышка”,
а теперь – “орангутанг”!

Примат Изумрудного Города
(весёлая перекличка)

- Кто на свете всех серее?
Кто там серит, не краснея?
- Это я! это я!
Вот – фамилия моя !

- Кто, набравши веса лишку,
В клетку серит как мартышка?
- Возведён я в новый ранг:
Я теперь – орангутанг!

- Полно серить вверх и вниз!
Крысафович – стоп! Уймись!
- Крыса – это мелкий зверь:
“Христофобич” я теперь!

Романс Глинки на паперти
(муз. Глинки, сл. Южанина)

Обойдён, забыт мирскою славою,
Распростившись с рóдною державою,
Сидючи в нетях заокеанских
Посередь напастей басурманских, –

Я не ел, не спал ни дня, ни ноченьки,
Все, как есть, повыплакал я оченьки
Над трудом своим самоотверженным,
Так никем ни разу не подержанным!

Аз да буки – да фита, да ижица –
Вы уж подержите мою книжицу!
В ней для вас, господ для изумительных-с, -
Несколько пародий есть почтительных-с!

Сколько же – не пито и не едено –
Средств заморских на неё изведено!
Не хочу я, барин, вас задерживать-с –
Но таланты надобно подерживать-с!

Тут – про всё: про Гомель, про Топаллеров,
Про Арнольдов, да про “тридцать талеров”,
Про “ботфорт растрýбы”, “кони сивые” –
И другие вирши незлобивые :

Есть тут и про “бездарь закордонскую”,
Про “голландку”, и про “дщерь сионскую”,
И – точнейший перевод с заморского
Из работ почтенного Сикорского!

…Ну а коль своею ручкой собственной-с
Книжечку держать вам не удобственно-с –
Экземпляр-другой для вас оставлю я,
И на край хоть света предоставлю я!

Мы ж за вас – молебцы да подвижники!
Мне ж – пора из фарисеев в книжники!
Коль вам не угодно книжечку купить –
Заезжайте, что ли, хоть чайку попить!..

- Ой, Вань, гляди, какие клоуны:

Что за пассаж? Зачем истерики?
Не молод - но ещё не стар, -
Не состоялся Глин в Америке -
И не беда: ведь не пожар!
Зачем зубами скрежетать,
Поклёп от зависти писать,
Чужие премии считать,
Не есть, не спать?

Сафронов ходит не в болонии –
Зато гуляет на свои:
Он издаёт свои симфонии,
Имеет что-то для семьи.
А ты когда, любезный Глин,
Пришлёшь свой томик (хоть один)? -
Иль назови мне магазин,
Где был бы Глин!

Сафронов молод для “Народного”,
Но двух призов – лауреат.
Он для коллеги благородного
Готов делиться, чем богат.
А ты за вирши, старый Глин,
Имеешь приз (хотя б один)?
Иль за внедрение вакцин?
Где деньги, Глин?!

Чего ж ты, старче, добиваешься?
Чем белый свет ты удивишь? –
Всё до инфаркта дорываешься,
Всё, Глин, обидеть норовишь:
Вот тянется к перу рука,
Плетётся за строкой строка,
Рифмуешь: “молотка – нога” -
Что за пурга?

Один - создал “Иван Сусанина”,
Другой - “Князь Игоря” создал.
Тот, первый - был вальяжным барином,
Другой - науку продвигал.
А ты, доживши до седин,
Науку бросил, злобный Глин,
И потому бездарный Глин -
Не Бородин!

Интересно наблюдать,
Кто что делал в 45!
(Будь то Пушкин или Гоголь –
Можно и не продолжать).

Вот Тургенев: в 45
Стал от жизни уставать
И навечно в Баден-Баден
Удалился отдыхать.

Лев Толстой же в 45
И не думал замолкать:
Про Каренину про Анну
Стал сюжет свой развивать.

Достоевский в 45
На рулетке сел играть –
Поигравши состоянье,
“Игрока” пошёл писать.

Ну а Глинка в 45?
Глинка – ягодка опять!
Позабыв свою науку,
И бутылок длинный ряд,
И свиданий первых муку,
И полунощный бильярд,
Стал акафисты певать,
Вирши борзые писать
Да “Гусь-Буку” запружать.

Отчего всё не так? Вроде, всё как всегда –
Вот, Южанина пучит строфами:
Тот же слог, те же рифмы и та ж ерунда –
Та же путаница с именами,

И всё те ж поучения, из раза в раз
(О грамматике, винах, апостолах…) –
Так и катятся, словно в непрошеный час
Биллиардные шарики по столу…

Когда ещё “Южанином” я был,
Гонял шары я кием в кабаках.
Но к старости - “южанин” мой остыл,
На рёбрах – глинка, а шары – в мозгах.

Гормон уже не забредает в кровь,
Бургундское не лезет больше в рот…
Но что осталось – это вновь и вновь
Мусолить требник и глазеть в кивот.

Какая разница: “алфавит”, “алфавит”? –
Одно лишь наваждение напало:
Зову ль его я – “чембало” ль, “чембало”, –
Что проку, коль он больше не звучит!

Удовлетворение
(идиллия)

Заброшен кий… заброшены шары…
Пуста кровать…
Охота лишь бы “дунуть до горы” -
Поприставать.

В такие годы, коль немогут члены
И вянет плоть,
Былым усладам лишь одна замена -
Стишки пороть.

Включив экран и сидючи в “Гусь-Буке”,
Налив сто грамм,
Постит, строчит, рожает юзер в муках
Вязь эпиграмм.

Не это ль счастье? – чтоб во все годины,
И стар, и мал,
Так просто сам себя любой мужчина
Уестествлял!