МОЗГ ЭЙНШТЕЙНА

Что можно сказать про влияние Эйнштейна на тех, кто знал его лично, и на весь мир в целом? Марго Эйнштейн (падчерица) подвела итог, сказав, что он "жил в своем собственном мире, и это дает людям спасение". Для Анри Пуанкаре Эйнштейн обладал "самым оригинальным умом, который я когда-либо знал".

Согласно Эрвину Шрёдингеру, его "гениальность выше, чем у Ньютона". Для Макса Борна он был самым дорогим другом.

Нильс Бор считал служение Эйнштейна науке и человечеству "столь богатым и плодотворным, как мало что во всей истории нашей культуры", и полагал, что "человечество будет всегда обязано Эйнштейну устранением тех препятствий нашего мировоззрения, которые были связаны с примитивными понятиями абсолютного пространства и времени. Он дал нам картину мира, единство и гармония которой превосходила самые смелые мечты прошлого".

Как написал Бор, в своей личной жизни Эйнштейн "был всегда готов помочь людям, испытывавшим трудности любого рода, и для него, познавшего на себе козни злых демонов расовых предрассудков, обеспечение роста взаимопонимания между народами было первейшей задачей". Но в последние годы новое поколение ревизионистов стало на Эйнштейна по-иному: а действительно ли он один все эти почести? В своей попытке умалить личность и некоторые авторы книг и лекторы стали проводить линию, что его первая жена Милева Марич была интеллектуально одаренной женщиной. Они утверждают, что именно заслуживает значительной части славы Эйнштейна как равный партнер в его триумфальных научных достижениях - формулировка, которую он сам никогда не подтверждал.

Бывший редактор газеты "Юнайтед Стейтс уорлд энд ньюс рипорт" а Габор отстаивает это утверждение в своей книге "Жена Эйнштейна". Указанной мысли рукоплескала рецензент Джилл Кер Конвей, ранее занимавшая пост колледжа Смита, которая сказала: "Марич представляется интеллектуальной ровней Эйнштейна, вначале привлекательной для него, но ставшей слишком опасной, чтобы продолжать близость, и этой опасностью нельзя пренебрегать".

Ее рецензия повлекла за собой моментальное опровержение со стороны экспертов по Эйнштейну Роберта Шулмена и Джералда В книжном обозрении газеты "Нью-Йорк тайме" от 8 октября 1995 года было опубликовано следующее письмо от них:

"В своей рецензии на книгу Андреа Габор "Жена Эйнштейна" Джилл Кер Конвей пишет, что "госпожа Габор справедливо осуждает Альберта Эйнштейна за сокрытие крупного вклада Милевы Марич, первой жены, в формулирование теории относительности". Это мнение идет даже дальше прочих полетов журналистской фантазии госпожи Габор, которая, в свою очередь, проистекает главным образом из националистического фанфаронства и непомерного восхваления Милевы Марич в ее биографии, первоначально изданной в Сербии в 1969 году. Все серьезные специалисты по Эйнштейну, включая Абрахама Пайса, Джона Стэчела и других, показали, что научное сотрудничество между этой супружеской парой было недолгим и односторонним. Документы свидетельствуют лишь о том, что Марич помогала Эйнштейну в ранние годы, когда страсть друг к другу делала терпимой их жизнь на обочине общества", когда он свободно делился своими абсолютно новыми и плодотворными идеями с нею и несколькими друзьями, развивая эти идеи в полной изоляции от сообщества физиков. Ясно, что она также помогала ему, просматривая данные и проверяя выкладки. Эйнштейн никогда не подтверждал факт ее помощи публично- но и Марич в письмах к нему или к другим людям не выдвигала никаких притязаний.

Подлинное сотрудничество, которое они планировали, когда оба намеревались делать карьеру в качестве преподавателей физики, никогда не развернулось.

Не обнаружено ни клочка документальных доказательств ее оригинальности как ученого".

Холтон углубляется в детали того, насколько важной была Милева для Эйнштейна, в своей недавней книге "Эйнштейн, история и другие страсти", где он указывает, что Милева

"не оставила никаких свидетельств своей оригинальности как потенциально крупного ученого - но это, разумеется, справедливо и для большинства мужчин, занимающихся наукой. В течение их ранних лет она и Альберт очень ощутимо жаждали общества друг друга. Эйнштейн также ценил ее в интеллектуальном плане, и не только потому, что он, самоучка на протяжении всей своей жизни, неизменно нуждался в ком-то, кто понимал бы его и с кем можно было поговорить по поводу своих новых идей... Мы так
же знаем (из писем, которыми они обменивались) о растущей угнетенности Милевы или о потере ею чувства самоуважения.

На протяжении тех лет, когда Альберт и Милева были страстно привязаны друг к другу, и особенно в периоды, когда она, похоже, нуждалась в психологической поддержке, он иногда использовал в своих письмах к ней такие фразы, как "наша работа" или "наше исследование". Начиная с 1990 года некоторые авторы пытаются раздуть значение этих фраз вплоть до указания на большую вероятность того, что фактически именно Милева отвечает за физическую либо математическую сторону в статье Эйнштейна 1905 года о теории относительности, но не приводят никаких доказательств этому. В течение какого-то времени данное утверждение широко тиражировалось прессой всего мира...

Тщательный анализ, проведенный признанными специалистами по истории физики, включая Джона Стэчела, Юргена Рейна, Роберта Шулмена и Абрахама Пайса, показал, что научное сотрудничество между Милевой и Альбертом было действительно минимальным и односторонним. Эпизодическое использование Эйнштейном слова "наши", как предполагается, в основном служило эмоциональным потребностям момента...

По иронии судьбы, преувеличение роли Милевы далеко за рамки той, на которую она сама когда-либо претендовала, только умаляет ее реальное место в истории. Она была одним из пионеров движения, имеющего целью включить женщин в науку, даже если сама и не пожинала связанных с этим преимуществ. Принеся, как это позже оказалось, большую личную жертву, она, как представляется, была существенно необходима Альберту в течение тягостных лет его самого творческого раннего периода. На протяжении тех лет, когда он проходил весьма неожиданную и быструю метаморфозу от нетерпеливого студента к перворазрядному ученому, она была не только якорем его эмоциональной жизни, но и сочувственно откликающимся резонатором для его весьма нетрадиционных идей".

Несмотря на споры и противоречия, которые все еще бушуют вокруг наследия Эйнштейна, истинная мера его сегодняшнего воздействия на мир состоит в том, что само его имя символизирует Науку. Другой фактор - его непреходящая привлекательность для всего мира. Этот поп-кумир, не уступающий по популярности Элвису Пресли и Мэрилин Монро, загадочно смотрит на нас с почтовых открыток и обложек журналов, с футболок и огромных плакатов.

Торговые агенты с Беверли-Хиллс сбывают его изображение для телевизионной рекламы. Он бы просто возненавидел все это.

Среди его ненасытных фанатов - недавний семидесятилетний посетитель Принстона, которому настолько не терпелось увидеть, как выглядит внутри запертый ныне кабинет Эйнштейна в Институте высших исследований, что он повис на выступе здания на уровне второго этажа, только бы заглянуть туда.

Как Эйнштейн воспринимал самого себя? Со смешанными чувствами. В 1949 году он отрицал, что расценивает свои достижения со "спокойным удовлетворением... Я не уверен даже в том, на правильном ли нахожусь пути. Современники видят во мне и еретика, и реакционера, который, если можно так выразиться, пережил себя... Но чувство неадекватности приходит изнутри. Что ж, иначе и быть не может, если человек обладает критическим умом и честен, а общее расположение духа и скромность поддерживают нас в равновесии, невзирая на внешние факторы".

Несмотря на неуверенность в себе и осознание своей неудачи как мужа и отца, Эйнштейн порой расценивал себя и как человека глубоко счастливого. Еще в 1925 году, когда Британское Королевское астрономическое общество наградило его золотой медалью, он написал в ответ слова, которые навсегда останутся верными для него:

Тому, кому открылась мысль, позволяющая хоть немного глубже проникнуть в вечную тайну природы, дарована большая милость.

Когда он получает сверх того еще и признание, симпатию и помощь лучших умов своего времени, то ему дано едва ли не больше счастья, чем человек в состоянии вынести.

После обеда ( 16 апреля 1955 года) Эйнштейн отдыхал в своей комнате, когда Дюкас (секретарь) услышала, как он сперва поспешил в ванную, а потом рухнул там на пол. За несколько дней до того (12 апреля) помощница Эйнштенйа Брури Кауфман увидела у него на лице грмасу боли и спросила - все ли в порядке? Все - в порядке, ответил он. Но я - нет.

Вскоре в ответ на звонки Дюкас приехали доктор Эйнштейна Гэй Дин и два других врача. Было ясно, что болезнь опасная, но пациент настаивал на том, остаться дома.
Морфий снял боль. Оставшись с ним в доме наедине - Марго все еще оставалась в больнице, - Дюкас спала на кровати в кабинете Эйнштейна рядом с его спальней. Она настояла, чтобы, несмотря на его протесты, находиться около него, и в течение ночи для борьбы с обезвоживанием подавала ему кубики льда и минеральную воду.

И на следующий день он продолжал сопротивляться тому, чтобы лечь в принстонскую больницу, пока ему не сказали, что в противном случае он будет бременем для Дюкас. Когда его везли на машине в клинику, Эйнштейн оживленно разговаривал с сопровождающим, молодым политэкономом, который был волонтером Красного Креста. В больнице ему сделали внутривенные уколы и дали таблетки, чтобы ослабить боль. Вскоре он позвонил по телефону Дюкас, попросив у нее первый черновой вариант своей телевизионной речи, экземпляр еженедельника И. А. Стоуна и последние заметки по единой теории поля.

Он возился со своими уравнениями, когда пришел его друг Отто Катан. Эйнштейн положил руку на сердце и сказал, что теперь чувствует: успех его теории близок.

В этот момент к его кровати подвезли на кресле Марго, которая лежала всего в нескольких палатах от Эйнштейна, и он приветствовал падчерицу веселым восклицанием: "Сколько элегантности в твоих движениях!" Его настолько изменила боль и большая кровопотеря по причине, диагностированной как разрыв аневризмы брюшной аорты, что она в первый миг не узнала Эйнштейна, но, по ее воспоминаниям, "его индивидуальность оставалась такой же, как всегда. Он был доволен, что мне немного лучше, шутил со мной и полностью осознавал свое состояние- с глубокой безмятежностью - и даже с легким юмором - он говорил про докторов и ждал своего конца как неизбежного естественного явления".

Густав Баки позвонил своему сыну Томасу и сообщил ему, что Эйнштейн в больнице. "Мы добрались до Принстона, - рассказывал Томас Баки, - и - увидели, что он очень болен. Его состояние мы обсуждали с доктором Дином из Принстона и доктором Рудольфом Эрманом из Нью-Йорка, который лечил его еще в Берлине. Они сказали, что его заболевание поддается коррекции новыми хирургическими методами, и согласились с моим предложением переговорить с доктором Франком Гленном, главным хирургом по месту моей работы - в нью-йоркской больнице. Он был одним из пионеров и "починок" аорты. На следующее утро в 7 часов 30 минут, есть за полчаса до того, как у доктора Гленна должна начаться намеченная операция, я начал мерять шагами коридор неподалеку от операционной - и перехватил его. Он согласился сразу после полудня отправиться в Принстон.

Обследовав Эйнштейна, доктор Гленн сказал, что хирургическое вмешательство возможно, и предложил перевезти его в Нью-Йорк, чтобы удостовериться окончательно".

Эйнштейна мучили боли, но он отказался ехать, сказав: "Я не верю в искусственное продление жизни". И на этом он продолжал стоять.

Томас Баки вспоминал: "Я говорил с ним. Папа говорил с ним. Пробовал доктор Дин и все домашние. Ответ не менялся - "нет". Мы говорили и говорили, пожалуй, в течение целого дня. Все мы чувствовали себя разочарованными, разбитыми и доведенными до белого каления, поскольку состояние его становилось все серьезнее, а боли - все сильнее".

Прилетел из Калифорнии сын Эйнштейна Ганс Альберт и после разговора с отцом вселил в них некоторую надежду. "Дайте только немного времени, - сказал Ганс Альберт. - Предоставьте это мне. Завтра я заставлю его ответить "да"". Но завтра оказалось слишком поздно.

Доктор Дин заглянул в палату перед самой полуночью и нашел спящим. В четверть второго ночи 18 апреля ночная медсестра Эйнштейна заметила на мониторе, что у него трудности с дыханием, и пошла проверить.

С помощью другой медсестры подняла ему голову, чтобы облегчить дыхание.

В своем тяжелом медикаментозном сне он пробормотал что-то по-немецки - на языке, который она не понимала, - потом сделал два глубоких вдоха- и умер..

"Причиной был разрыв аневризмы брюшной аорты, - сказал Томас Баки. - И Эйнштейн был прав: вскрытие показало, хирургическое вмешательство не дало бы результата". Доктор Рудольф Ниссен, успешно выполнивший Эйнштейну операцию в 1948 году, объяснил, что удаление мешка аневризмы у семидесятилетнего человека и его замена пересаженным сосуда не дали бы результата, потому что соответствующее место располагалось слишком близко к ответвлениям почечной артерии.

"Столь же бесстрашно, каким он был всю свою жизнь, писала

Марго, - он встретил и смерть - смиренно и спокойно. Он покинул сей мир без сентиментальности и сожалений". "Сей странный мир", как он выразился в письме с соболезнованиями, отправленном незадолго до этого вдове Мишеля Бессо "Для тех из нас, кто верит в физику, линия раздела между прошлым, настоящим и будущим - это только иллюзия, какой стойкой она ни была". Его убитая горем приятельница Алиса написала родственнику: " Мир потерял своего лучшего человека, а мы потеряли нашего лучшего друга".

Выполняя пожелание своего друга, Отто Натан кремировал тело Эйнштейна и развеял пепел над рекой Делавэр. Его мозг был сохранен для медицинского исследования; некоторые ученые надеялись найти в нем ключ к его гениальности.

Эйнштейн завещал двадцать тысяч долларов, а также свой дом, мебель и все домашнее имущество Марго, двадцать тысяч долларов, всю личную одежду и вещи - Элен Дюкас, кроме скрипки, которая отправилась к его единственному оставшемуся в живых внуку Бернхарду Сезару. Пятнадцать тысяч долларов сыну Эдуарду (он находился в психиатрической лечебнице Швейцарии) и десять тысяч - сыну Гансу Альберту, профессору гражданского строительства с мировой известностью в Калифорнийском университете.

Эйнштейн не хотел, чтобы кто-либо поклонялся его "старым мощам", как он иногда выражался. Он получил то, чего хотел: его тело кремировали. Но не ранее, чем патологоанатома Томас Харви, выполнявший вскрытие, удалил его мозг, основную часть которого он теперь хранит в стеклянных сосудах в своем доме в штате Канзас.

Как предполагалось в то время, факт сохранения мозга Эйнштейна будет держаться втайне, но он попал в заголовки новостей.

"Расскажу вам, как это случилось, - говорит Элей Дюкас. - Было сделано вскрытие, и сын (Ганс Альберт) как ближайший родственник дал разрешение. После чего господин Харви, уже ничего не спрашивая, извлек мозг. В результате мы ничего не могли с этим поделать. Затем он пришел и спросил, может ли он использовать мозг для исследования, и сын сказал: "При одном условии. Что бы по этому поводу ни публиковалось, оно может печататься только в научных изданиях". Вот так, а потом все это попало к журналистам. Хочу сказать, что профессор Эйнштейн никогда бы такого не позволил".

"Харви, делавший вскрытие, был женат на библиотекарше из Принстона, которую я знал, - объяснял Эшли Монтегю. - Он хранил мозг Эйнштейна в банке, которая стояла в подвальном помещении его дома. Затем он развелся с женой и уехал, а мозг по-прежнему оставался там. Вот тогда-то я и услышал об этом. Меня потрясло, когда я узнал, что имеется такой орган, спрятанный в банке где-то в подвале миссис Харви. Она сказала: "Я хочу, чтобы кто-нибудь избавил меня от этой дьявольской штуки!""

"Это было глупо с самого начала, - сказал Монтегю, который обучался как патологоанатом. - Как и все глупости, эта тоже случилось из-за невежества... Эйнштейн тут ни при чем, но в этом не было бы необходимости, если бы у кого-то хватило ума сообщить им, что никакая интегральная характеристика мозга вроде его размера не имеет ровным счетом никакого отношения к интеллекту. Объем человеческого мозга составляет приблизительно 1350 кубических сантиметров, а вес- около 1600 граммов. Зарегистрированный объем самого крупного мозга - составлял 2500 кубиков - почти вдвое превышая размер нормального мозга, - и это был мозг человека, страдавшего гидроцефалией, или водянкой мозга, то есть идиота. На базе такой методологии даже самое хитроумное исследование не может сделать какие- либо открытия, относящиеся к нормальному мозгу"".

В 1993 году Би-би-си показывала документальный фильм под названием "Мозг Эйнштейна". В ходе подготовительной работы продюсер этой ленты Кевин Холл сделал шокирующее открытие: офтальмолог Эйнштейна Генри Абрамс вынул и сохранил глаза Эйнштейна.

Абрамс вспоминает, что во время вскрытия "все врачи принстонской больницы спустились вниз, движимые или любопытством, или желанием попрощаться". Случилось так, что он сам был в это время в принстонской больнице и попросил у ее администратора Джека Кауфмана (ныне покойного) разрешения "удалить и сохранить глаза. Кауфман ответил: "Безусловно да". Все это заняло минут двадцать. Мне понадобились только ножницы и щипцы".

Абрамс хранит глаза Эйнштейна в сейфе одного из банков Нью-Джерси в течение сорока лет. Несколько раз в год он посещает банк с целью удостовериться, что глаза находятся в хорошем состоянии, проверяя раствор в маленькой стеклянной банке, где они плавают. Как ему кажется, тем самым он дарует Эйнштейну бессмертие. Согласно британскому еженедельнику "Гардиан уикли", Абрамс недавно подумывал о продаже глаз Эйнштейна, чтобы обеспечить финансовое будущее своих внуков.

Доктора Абрамса вскоре после появления указанной статьи завалили просьбами об интервью, и в конечном счете он на несколько месяцев снял свой телефон со справки. В июне 1995 года его снова пригласили к телефону и он согласился говорить. "В течение сорока лет, - рассказал он, - я держал эти глаза в безопасном месте и никогда не задумывался по этому поводу. Думаю, кто-то из друзей или родственников проговорился насчет глаз Эйнштейна, когда был за границей. Сами знаете, как такие вещи могут расходиться. Семья всегда знала об этом".

Когда Абрамса спросили, правильно ли процитировали его высказывание "Глаза у него были ангельские: они производили впечатление, что он знает все на свете. Его глаза были божественными", он ответил: "Я не говорил, что опознает все на свете. Я сказал: "Когда вы смотрите в его глаза, то видите все красоты и тайны мира".

Абрамс отрицает сообщение, что он якобы продал глаза Эйнштейна, но когда его спросили, что с ними случится, когда он умрет, бывший офтальмолог ответил: "Я должен спросить своего адвоката". Его ставший физиологом сын Марк убежден, что мотивом, который толкнул отца взять и хранить глаза Эйнштейна, было просто желание выразить свое преклонение и благоговение.

По истечении двадцати четырех лет, в 1979 году, журналист Стивен Лови из ежемесячника "Нью-Джерси мансли" полюбопытствовал, какова судьба мозга Эйнштейна и что показало его исследование, если оно вообще что-нибудь обнаружило. Он выследил Томаса Харви в городе Уичито, штат Канзас, где тот руководил медицинской тематикой в лаборатории биологических испытаний.

"Где сейчас мозг?" - спросил Лови. К его изумлению, в ответ Харви поднял картонную коробку, содержащую две стеклянные банки. Внутри одной из них, плавая в прозрачном растворе формальдегида, находились мозжечок Эйнштейна, часть коры его мозга и несколько аортальных сосудов. Более крупная банка содержала несколько маленьких кусков коры его мозга, заключенных в прозрачные блоки.

За истекшие годы Харви отправил срезы мозга Эйнштейна тем исследователям по всей Америке, а также в Китае, Германии и Японии, которые хотели подвергнуть их изучению. Хотя он мог заработать кучу денег на продаже того, что осталось от мозга Эйнштейна, он противился предложениям от музеев и миллионеров, равно как и обращениям раввинов, желавших захоронить эти останки так, чтобы душа Эйнштейна могла мирно упокоиться.

Харви утратил свою медицинскую лицензию в 1988 году, когда потерпел неудачу, сдавая трехдневный экзамен, и теперь (1995) в восемьдесят два года работает в вечерние смены на фабрике пластмасс в штате Канзас.

В некотором смысле Эйнштейн получил то, чего хотел: те немногие ученые, кто имел дело с его мозгом, обращались с ним как со священной реликвией. Но он бы сожалел по поводу рекламы.

В ответ на заданные вопросы доктор Харви сказал, что, хотя он раздал кусочки и срезы мозга Эйнштейна множеству ученых, все еще "у меня есть больше его мозга, чем у любого другого. Одна из исследователей, Мариан Даймонд, говорит, что ее анализ указывает на имеющиеся различия между мозгом Эйнштейна и среднего человека. Свидетельствуют ли о большом уме именно эти различия или что-то другое, остается пока открытым".

Доктор Мариан Даймонд, профессор анатомии Калифорнийского университета в Беркли, сообщила, что обнаружила в левом полушарии мозга, то есть в области, связанной с математическими и языковыми способностями, необычное число глиальных клеток, которые питают нейроны. Эшли Монтепо продолжает оставаться скептиком. Так же как и доктор Люси Рорк, невропатолог из Филадельфии. Доктор Рорк располагает пятью комплектами пластинок со срезами мозга Эйнштейна и думает, что "это - довольно необычный мозг... Доктор Даймонд утверждает, что в нем имеется избыточное число глиальных клеток, и это указывает на получение его нейронами дополнительного питания... Думаю, она не поняла, что подготовленные в данном случае срезы были намного толще, чем те, которые делаются обычно, когда собираются посмотреть' и диагностировать опухоль или что-нибудь в этом роде. Незнакомство с толстыми срезами мозга и привело ее, как я думаю, к этому ошибочному выводу..."

"Что впечатляет в его мозге, так это отсутствие обычных дегенеративных изменений, которые наблюдаются у пожилых людей и конкретно выражаются в обычных массивных отложениях в нейронах особого пигмента "износа" - вещества, называемого нами липофусцин. А в данном случае это действительно красивый, нетронутый Мозг. Он напоминает мозг молодого человека. Конечно, все хотят знать, имелись ли у него какие- то признаки бляшек или омертвлений, свидетельствующих о болезни Альцгеймера. Абсолютно никаких признаков этого нет... Любые из тех изменений, которые мы часто видим в мозге пожилых людей, здесь отсутствуют".

Когда доктору Рорк рассказали о мнении Эшли Монтегю, считающего, что бессмысленно надеяться на возможность установить уровень интеллекта путем физического обследования мозга, она ответила: "Полностью согласна. Разумеется, можно выяснить, здоров ли он. Но обнаружить высокий интеллект или гениальность - бесплодная затея. Невозможно, конечно, и предсказать, что случится через многие годы... Интересно еще и то, что ни одна из многочисленных болезней Эйнштейна, похоже, не повлияла на здоровье его мозга". (Доктор Харви не соглашается с этим, утверждая, что мозг Эйнштейна нормален для человека его возраста и характеризуется ожидаемым уровнем возрастных изменений.)

Доктор Харви думает о передаче в дар Еврейскому университету остатков от этого мозга. Тем временем исследователи продолжают попытки "прочитать" срезы мозга Эйнштейна, чтобы открыть ключи к его гениальности.